Возьми меня с собой
Шрифт:
— Насчет Скворцова. Попробуй внушить им, что родственники совершенно не занимаются стариком. Пусть их лишат опекунских полномочий. Как ты думаешь, возможно такое?
Анна неопределенно пожала плечами:
— Кто знает? Я попробую, а там посмотрим. А что, он тебя просил об этом?
— Да нет. — Лера отвела взгляд чуть в сторону. — Просто жаль его, он страдает от одиночества. Может, найдутся другие люди, помилосердней?
— Одна такая уже нашлась, — пробурчала Анна, искоса взирая на Леру. — Да что-то ненадолго ее хватило!
Лера
— Ладно, я тебя поняла. Попытаюсь сделать все, что в моих силах. Как-никак я теперь у власти. Ну, иди с Богом, счастливого вам с Машкой полета! И пиши, не забывай!
— Я напишу. — Лера шагнула за дверь.
Она зашла в ординаторскую, оделась, взяла вещи, кинула последний, прощальный взгляд на Настину фотографию.
Оттуда, из своего нынешнего пристанища, видит ли она ее, слышит ли произнесенные шепотом слова раскаяния?
Как больно Лере за то, что она посмела подозревать ее в страшных грехах, как горько, что не смогла ничем помешать ее гибели, как стыдно, что вместе с другими посмеивалась над ее странными предчувствиями!
Верные были предчувствия, недоступные разуму, но ясные сердцу и подсознанию. Будто знала Настя, что от Натальи придет к ней смерть.
Лера готова была поклясться, что страх, который она чувствовала в ту ночь, когда поняла правду о Настиной гибели, был неслучайным. Что его каким-то непостижимым, сверхъестественным образом внушила ей сама умершая Настя, явившись к ней во сне. И пусть потом говорят, что нет жизни после смерти, астральных связей и перемещения душ!..
Лера едва заметно кивнула портрету и побрела в коридор.
Отделение казалось опустевшим и сиротливым. Не было привычного утреннего оживления, больные сидели по палатам. Тишину нарушали лишь приглушенные звуки радио, доносившиеся из сестринской.
Лера оглянулась и направилась к выходу, невольно стараясь ступать как можно легче и неслышней. Сзади негромко скрипнуло. Лера ускорила шаг, миновала пустующий пост, взялась за ручку стеклянной двери, ведущей на лестницу.
— Уходишь?
Она остановилась как вкопанная. Затем медленно обернулась.
Андрей стоял посреди коридора, как раз между ординаторской и кабинетом заведующего.
Вот, значит, где пропадала Анна: оказывала Лере медвежью услугу, нарушив свое обещание никому не говорить об ее уходе!
Лера почувствовала, что ею овладевают смятение и паника. Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью, одна вытесняя другую, и пропали. Все, кроме одной: как правильно она делает, что уезжает, если при одном звуке его голоса, обратившегося к ней, как прежде, на «ты», ее бросает в дрожь!
Он ждал ответа, и она молча кивнула.
— Зря, — Андрей приблизился, встал напротив Леры. — Это все из-за той ошибки? — Он внимательно вгляделся в ее лицо, которое она старательно отводила в сторону. — Глупо. Ты ведь хороший врач, и все это знают. А от ошибок никто не застрахован.
— Спасибо. —
— А в чем еще?
— Есть разные обстоятельства. — Лера попробовала улыбнуться, но Андрей не улыбнулся ей в ответ. Лицо его, напротив, стало мрачным и даже злым, как тогда, во время разговора со Знайкой.
— Да нету никаких обстоятельств! — резко произнес он. — Нету! Что я, не понимаю, что ли… из-за меня это все… — Он запнулся, перевел взгляд на старенький, местами потертый, но тщательно вымытый линолеум на полу и проговорил, понизив голос: — Пойми, я прекрасно знаю, как по-свински вел себя все это время.
— Почему по-свински? — спокойно переспросила Лера.
— Ты вел себя абсолютно правильно, как подобает пациенту, который пострадал по вине врача, и…
— Ерунда! — нетерпеливо перебил Андрей. — Твоя ошибка здесь совершенно ни при чем, и вовсе не из-за нее я… — Он оперся рукой о стену за Лериной спиной, слегка коснувшись ее плеча. — Послушай, мне нелегко это говорить, но я понимаю, что должен. Должен объяснить тебе.
— Объяснить что?
— Если бы я прожил нормальное детство и юность, такие, как у всех людей — с родителями, домашними праздниками, вечерними чаепитиями, — возможно, я был бы несколько другим. Но… — он поднял глаза, — я такой, какой есть. Может быть, слишком недоверчивый и подозрительный или… просто глупый! Наслушался всякой чепухи, которую слушать было вовсе не нужно, и решил, что у тебя ко мне не может быть ничего серьезного. — Андрей наконец улыбнулся, но будто бы через силу. Лицо его так и осталось напряженным, и Лера поняла, что он опасается, как бы она не спросила, чего именно он наслушался.
Она знала, о чем он говорит — о том, что сказал ему про нее в реанимации Максимов.
Значит, все-таки только эта причина, Наталья не обманула!
Лере вдруг стало так отчаянно тоскливо, так больно за них обоих, столь легко заподозривших друг друга в неискренности и эгоизме, так жаль времени, проведенном в холодном отчуждении и непонимании. Почему им пришло в голову домысливать что-то друг за друга, неужели нельзя было сразу поговорить начистоту? А теперь… теперь не стоит и пытаться.
Андрей, по-видимому, исчерпал весь запас аргументов и стоял молча, ожидая Лериной реакции на свои слова. В глазах его отчетливо читались тревога и растерянность.
— У меня все было очень серьезно, — тихо проговорила Лера и слегка отодвинулась в сторону. — Прости. Я должна идти.
— Нет, не уходи! — Андрей шагнула вперед, загораживая ей дверь. — Останься, пожалуйста… я прошу тебя.
От неожиданности Лера опешила.
— Да ты что? — волнуясь, она позабыла о необходимости говорить тихо, и ее голос гулко разнесся по пустынному коридору. Она машинально прикрыла рот рукой и повторила: — Что ты? Главврач уже подписал приказ об увольнении!