Возьми удар на себя
Шрифт:
— Почему?
— Авторы, если вы обратили внимание, совсем молодые: одному двадцать три, второму — на год больше… Люда хотела вначале посмотреть на реакцию, если так можно выразиться, «знатоков». Ну и, если повезет, парочку картин продать… В этом отношении, — Лена печально улыбнулась, — ей неожиданно повезло, несколько картин купили, причем одну из них Семен Семенович…
— А Сергей Павлович тоже намеревался что-то приобрести? — Вопрос Турецкий задал с самым невинным видом, намереваясь вслед за этим задать следующий, более важный, о взаимоотношениях между подругой Елены Николаевны, ее мужем и ею…
Но
— Сережа в живописи разбирался еле-еле, картины у Люды, если такая возможность имелась, покупала на самом деле я… Сергей вообще не любил там бывать. Ни на открытии выставок, ни просто так…
— Почему?
Лена еле заметно улыбнулась и покачала головой:
— Александр Борисович, вы ведь наверняка уже говорили с Людмилой, а значит, отлично знаете почему… Кажется, едва ли не первое, что она делает, знакомясь с новыми людьми, дает всем подряд понять, какая именно особенность отличает ее от большинства женщин…
— Да, я в курсе, — вынужден был признаться Саша. — А также в курсе, что Сергею Павловичу это не нравилось.
— Если вы полагаете, что он… ревновал, то заблуждаетесь, — сухо заметила Лена. — Ему не нужно было ничего подозревать, он твердо знал, что у меня с Людмилой другие отношения, знал, что мы дружим с детства. Дело всего лишь в том, что Сергей в принципе придерживался на этот счет других взглядов.
— А вы? — прямо спросил Турецкий.
— А что — я? — Она вновь слегка покраснела. — У меня, как вы понимаете, совершенно нормальная ориентация… Если говорить о моем отношении к Людмиле в этой связи… Видите ли, я, в отличие от Сережи, знаю, можно сказать, изнутри, какая была трагедия для самой Людмилы, когда она все это про себя окончательно поняла… Ей тогда было всего пятнадцать… В общем, она влюбилась в одну нашу учительницу и жутко страдала, все происходило на моих глазах. Кому еще она могла тогда довериться?.. Это потом уже, спустя годы, все устоялось, а тогда она едва не наложила на себя руки.
— Судя по всему, вы с тех пор вообще предпочитаете не иметь своего мнения по данному вопросу? — догадался Саша.
— Вы абсолютно правы, — кивнула Елена. — Я стараюсь никого не судить и не осуждать… Тем более ее. К тому же от Людки за эти годы знаете сколько людей отвернулось? В том числе ее отец, когда узнал! У них и сейчас весьма натянутые отношения.
— Вероятно, неприязнь между ближайшей подругой и мужем вас часто огорчала? — безразличным тоном поинтересовался Саша. И вновь недооценил проницательность Кожевниковой.
— Если вы предполагаете, что Сергея могла отравить Людмила из какой-то мифической ревности, это просто-напросто большое и вредное для поиска истины заблуждение! — отрезала она. — Конечно, радости особой их взаимоотношения мне не доставляли. Но и огорчение — сказано слишком сильно! Слава богу, виделись они крайне редко, при этом оба — люди достаточно хорошо воспитанные и выдержанные… Лично я считаю, что вопрос исчерпан.
— Ну что ж, Елена Николаевна, — Турецкий выключил диктофон. — На сегодня, пожалуй, и у меня все… Если что-то понадобится уточнить, ваш основной следователь — Валерий Александрович Померанцев. Возможно, он предпочтет пригласить вас к нам, но в любом случае свяжется с вами предварительно по телефону…
Директор
Нужно отдать ему должное: несмотря на слегка дрожавшие пальцы и взволнованный взгляд синих глаз, обрамленных по-женски длинными ресницами, Альбину Крутицкую он характеризовал самым что ни на есть отличным образом: «Талантливая… умница… красавица… к сожалению, недооцененная…» И характер, как выяснилось, у Альбины Викторовны, с его точки зрения, тоже был замечательным!
Словом, очень быстро поняв, что ничего существенного от господина Пазова она не услышит и не узнает, капитан Романова вполне официальным тоном заявила о своем намерении побеседовать с гримером театра Анастасией Петровной Кудриной. И хотя столь невинное намерение вызвало в директорских глазах новую вспышку паники, возражать он не стал, — скорее всего, не посмел. И вскоре, после кратких переговоров с его секретаршей по селектору, гримерша Настенька уже входила в тесноватый директорский кабинет.
Иначе как Настенькой, называть это юное создание было бы сущей нелепостью: девушке едва ли сровнялось двадцать, а выглядела она и вовсе не старше шестнадцати. Невысокая, пухленькая, с круглой оптимистичной мордашкой: на пухлых губах — едва сдерживаемая улыбка, в серых небольших глазах — веселая искорка, и все это — в обрамлении целой копны густых русых кудряшек… Словом, полная противоположность своему пугливому начальнику. Галя тут же поняла, почему, как ей сказала Нинель Каплер, девушка пришлась в театре ко двору. Относиться к ней с антипатией было просто невозможно. К тому же благодаря столь непритязательной внешности вряд ли хотя бы одна актриса труппы способна увидеть в ней соперницу.
— Не буду вам мешать! — Кирилл Кириллович поспешно поднялся и, пробормотав на ходу Насте, что «вот товарищ хочет с тобой поговорить», скрылся за дверью своего кабинета. А Настя вопросительно уставилась на «товарища» с таким видом, словно едва сдерживается, чтобы не фыркнуть. Галя невольно улыбнулась и кивнула девушке на место рядом с собой на мягком диванчике, куда ее усадил Пазов.
— Присаживайтесь, Анастасия Петровна, у меня к вам и правда несколько вопросов… Я — оперативник Первого департамента МВД, зовут Галина Михайловна. Вот мое удостоверение…
На документ девушка не обратила никакого внимания, а на слова Гали прореагировала без малейшего волнения, глянув на Романову с любопытством.
— Меня все зовут просто Настя, — сообщила она приветливо и, пройдя в глубь кабинета, спокойно села рядом. — Значит, вы из милиции?
— Можно и так сказать, — усмехнулась Галочка Настиной наивности и прямоте. Что ж, тем легче будет с ней говорить!
— Вы, наверное, из-за Альбины пришли, да? — проявила та неожиданную догадливость. — Правда, я даже представить не могу, чем тут помочь!