Возможная Россия. Русские эволюционеры
Шрифт:
Бытует любопытная гипотеза, что идею посадить на престол «слабую императрицу» Дмитрию Голицыну подсказал шведский опыт. Воцарение Анны Иоанновны действительно очень напоминает историю с вступлением на престол в 1719 году сестры Карла XII Ульрики-Элеоноры. Там точно так же происходит избрание заведомо слабого кандидата на престол с одновременным ограничением его полномочий. Шведский след обнаружен историками и в самих пунктах условий, предложенных «верховниками» Анне Иоанновне.
Выходит, что Голицын на самом деле проводил многоходовую комбинацию. Он целенаправленно остановил свой выбор
Инициатива Голицына, поддержанная Верховным тайным советом, вызвала противоречивую реакцию среди дворян. А их в этот момент в Москве оказалось больше, чем обычно. Многие приехали из провинции на свадьбу молодого императора с княжной Долгорукой, а попали на похороны и избрание нового государя. В это время самые известные московские дома стали дискуссионными клубами, где обсуждалась программа ограничения самодержавия. Дело было для России невиданное, а потому посягательство на самодержавную власть поддерживали далеко не все.
Дмитрий Голицын и остальные члены Верховного тайного совета от дискуссии не уклонялись, напротив, готовы были рассматривать любые предложения. Датский посланник Вестфален информировал свое правительство, что двери Совета оставались открытыми целую неделю, и каждый из дворян имел возможность высказаться. Секретарь французского посольства Маньян сообщал из Москвы: «Здесь на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах английского парламента». «Партий бесчисленное множество, – докладывал в Мадрид испанский посол де Ли-риа, – и хотя пока все спокойно, но, пожалуй, может произойти какая-нибудь вспышка».
Наибольшим скептиком показал себя прусский посол Мардефельд: он констатировал, что русские дворяне желают свободы, но не способны договориться о мере ограничения самодержавия.
Некоторые исследователи говорят о двенадцати различных проектах, подготовленных в этот короткий период. Василий Татищев, например, основываясь на западном опыте и истории русских Земских соборов, призывал не ограничивать самодержавие, но избирать нового государя, привлекая к выборной процедуре все дворянство, некоторых персонально, а других через поверенных.
Сам Дмитрий Голицын, если верить депешам иностранных послов, предлагал оставить императрице полную власть только над двором и над небольшим отрядом гвардейцев для ее охраны. Деньги на эти цели предполагалось выделять из государственного бюджета. Вся же власть в области внешней и внутренней политики, согласно замыслу Голицына, должна была перейти к Верховному тайному совету, чей состав предполагалось расширить до двенадцати человек.
Согласно плану Голицына, восстанавливался и Сенат из тридцати шести человек. В обязанность сенаторов входило предварительное рассмотрение всех дел, подлежащих обсуждению «верховников». Но и это не все. Князь предлагал создать двухпалатный парламент: одна палата из двухсот членов представляла бы интересы дворянства, другая предназначалась для защиты интересов купцов, горожан и вообще народа от «несправедливостей» – по два выборных человека от каждого города.
Впрочем, слово «народ» в данном случае надо понимать верно. Низы в дискуссии не участвовали. Речь
Планы Голицына и его сторонников, как известно, провалились. Условия Анна Иоанновна, правда, формально приняла, однако, выезжая из Курляндии, уже прекрасно знала, что в Москве ее ждет поддержка сторонников самодержавия, а главное – гвардии. Так что, приехав, просто прилюдно разорвала все «кондиции» и спокойно уселась на престол, рядом с которым устроился и ее фаворит – Бирон.
Бунтовать князь Голицын, разумеется, не стал. Он был не бунтарем, а эволюционером. Князь лишь с горечью заметил: «Я знаю, что паду жертвой неудачи этого дела; так и быть, пострадаю за отечество; но те, кто заставляет меня плакать, будут плакать дольше моего».
Николай Иванович Новиков. Тяжкий крест просветителя
Есть такое замечательное слово «просветитель». Это как раз о Николае Ивановиче Новикове – одной из крупнейших фигур эпохи Русского Просвещения. Да, была и такая, незаслуженно забытая многими эпоха в нашей истории.
Это вторая половина XVIII века, на троне Екатерина II. Как раз тогда Александр Радищев написал «Путешествие из Петербурга в Москву», которое дало толчок появлению русской интеллигенции. Это тогда появился фонвизинский «Недоросль» – не столько комедия, сколько жесткая сатира на тогдашний русский быт. Это в ту пору в столичных салонах велись горячие споры о Великой французской революции, которые и привели в конечном итоге русских к расколу на западников и русофилов. Это тогда масон князь Михаил Щербатов написал свою смелую работу «О повреждении нравов в России», где впервые в нашей истории столь резко, прямо, а главное, убедительно критиковалась политика власти и нравы придворной среды.
В те времена большинство наиболее образованных и совестливых русских людей подались в масонские ложи. (Просьба не путать с современным масонством, это – как небо и земля.) Как утверждал Николай Бердяев: «Масонство было у нас в XVIII веке единственным духовно-общественным движением, значение его было огромно… Лучшие русские люди были масонами… Масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России, только оно и не было навязано сверху властью». Вот и выходит, что не говорить о масонах означает не говорить «о лучших русских людях» эпохи Екатерины.
Поскольку и Николай Новиков был одним из русских масонов, причем одним из крупнейших, придется поговорить и об этом. Да и вообще рассказывать о России той поры и не говорить о русском масонстве – это все равно что преподавать астрономию, вычеркнув из нее космологию Коперника или концепцию о бесконечности Вселенной Джордано Бруно. Мы ходим по улицам масона Баженова, читаем масона Грибоедова, восхищаемся победами масона Кутузова, любуемся картинами масона Боровиковского. Даже сам символ русского патриотизма – памятник Минину и Пожарскому на Красной площади – и тот работа вольного каменщика Мартоса.