Возможно
Шрифт:
И банальная просьба забыть о его существовании после всей этой заварушки была самой безобидной из всех возможных. А сейчас протестовать против всего было просто неразумно, ведь пока есть хоть минимальный шанс отделаться от искусственного человека, отдав ему что-то наименее незначительное, сдаваться нельзя.
– Что ты хотел мне рассказать? – Хоэнхайм подошёл ближе к Гриду, сидящему за большим круглым деревянным столом и пытающимся научить детей играть в карты, но те сразу потеряли интерес к этому, когда заметили отца. – Почему это не может подождать?
Сложив руки на груди, живой философский камень пытался
– Недавно «мои» выбрали очередного кандидата в ценные жертвы, - холодно ответил Жадность, продолжая с наигранным интересом рассматривать свои карты, которые он так и не соизволил отложить в сторону. – А она пару дней назад решила открыть Врата, вот теперь и не может прийти в себя. Истина, как всегда, оказалась слишком алчной, чтобы отпустить тех, кто заглянул на её территорию.
Ничего за последние пару сотен лет не изменилось.
Последний житель Ксеркса только пожал плечами, опять осмотрев Эдварда и Альфонса, которые не сводили своих по-детски наивных взглядов с отца, который совсем не изменился за прошедшие три года. Видимо, им даже сейчас было трудно поверить в реальность происходящего, хотя для некоторых существ это уже давно стало нормой.
– А мне что с того? – хмыкнул мужчина.
Хоэнхайм сейчас совсем не хотел помогать тем людям, которых выбрал в возможные ценные жертвы. Он вообще считал, что таких людей стоит убивать, чтобы оттянуть тот момент, когда Отец воплотит свои планы в жизнь. Ведь чем дольше ему придётся искать нужных для ритуала алхимиков, тем больше будет времени у тех, кто хочет предотвратить судный день.
– Папа! – Эдвард резко вскочил на ноги, не выдержав напряжение, давящее на сознание. – Пожалуйста, спаси Изуми! Ты же можешь! Правда? Что тебе стоит это сделать, а? У тебя ведь и так много душ в запасе!
От слов мальчика мужчине стало страшно. Он совсем недавно смог привыкнуть к тому, что в своей голове раздаются тысячи голосов, принадлежащих давно умершим людям, которые были заточены в его теле. А понимая, что с последней душой исчезнет и его жизнь, мужчина ждал этого одновременно и со страхом, и с нетерпением.
Эти слова невероятно сильно задевали за живое.
– Не думаю, что это стоит делать, - Хоэнхайм отвёл слегка подавленный взгляд. – Подобное может закончиться не совсем хорошо.
– А с другой стороны, иметь в сообщниках ценную жертву, которая бы могла пустить его планы под откос изнутри, было бы неплохо, - так и не посмотрев на своего сообщника, высказал свои мысли вслух Жадность.
Наклонив голову в бок, последний житель Ксеркса начал задумываться о том, что гомункул всё-таки прав. Пускай этот поступок и выглядел достаточно необдуманным после того, как он достаточно хорошо узнал характер искусственного человека, но что-то в его словах было.
***
Хоэнхайм не спешил помогать едва знакомой ему Изуми, про которую ему по дороге рассказал Эдвард на пару с Альфонсом, а молча рассматривал женщину, которая уже несколько дней лежала без сознания в своей кровати, чьё тело разрушала невероятно высокая температура, которую никак не удавалось сбить Зику.
«А ведь и правда», - с досадой отметил про себя
Живой философский камень удивлялся тому, как человеческий организм может отреагировать на резкое исчезновение внутренних органов, которые забрала Истина в качестве входной платы. На лицо были все признаки воспалительного процесса, да и сильная кровопотеря сейчас играла совсем не на пользу бывшей Харнет.
Если подождать ещё немного, то белок в теле Изуми будет только денатурироваться и больше не станет снова синтезироваться. А если нет его, то нет и человеческой жизни. Женщина просто отдаст богу душу, и уже ничто не сможет её воскресить.
Даже новый проход через Врата.
Тяжело вздохнув, последний житель Ксеркса сделал уверенный шаг вперёд, окончательно сведя к нулю расстояние между ним и постелью, на которой распласталась медленно умирающая Кёртис. После секундного колебания мужчина чуть склонился и, специально выждав момент, когда никто не сумеет быстро кинуться к нему, резко ввёл свою широкую ладонь в живот женщины, от чего все окружающие его люди застыли в немом шоке.
Хоэнхайм и не думал никому ничего объяснять. Он делал только то, что его попросили, а то, что кому-то может не понравится способ выполнения этого желания – спасти Изуми – совсем не касалось мужчину. Ему вообще совсем не хотелось в это ввязываться, ведь чем меньше ценных жертв будет у Отца, тем лучше.
А бывшая Харнет даже уже сумела открыть Врата и прикоснуться к Истине, при этом заплатив достаточно маленькую цену. Последний житель Ксеркса прекрасно знал, что далеко не все отчаянные глупцы возвращались живыми из той стороны Бытия, а отдать несколько внутренних органов – совсем не большая цена за такие знания.
– Ты что творишь?! – зло рыкнул Зик, поддавшись вперёд.
Но его вовремя остановил Жадность, схватив за мускулистые плечи своими ладонями, которые уже были облачены в доспехи из углерода. Всё-таки у обычного человека не было никаких шансов победить в битве с гомункулом, в чьей груди томились в ожидании своей гибели сотни человеческих душ, которые и были энергией для его силы.
Живой философский камень совсем не обращал внимания на то, что творится за его спиной. Он просто молча налаживал кровеносное русло, которое было разрушено в одни миг из-за того, что Истина безжалостно вырвала пару органов, при этом даже не подумав «зашить» разорванные сосуды, из которых выливалась в живот несчастной женщины алая жидкость.
Вернуть полноценную целостность организма Изуми последний житель Ксеркса был не в силах, но немного облегчить её состояние он мог. После его помощи женщина пускай и не сможет родить ребёнка, но не будет мучиться от постоянных болей и нарушенного кровотока, потому что мужчина соединит сосуды таким образом, что никто ничего не заметит, даже сама бывшая Харнет, что с её телом что-то не так.
Он же не волшебник, а человек, пускай и не самый обычный.
Когда всё было закончено, Хоэнхайм вытащил руку из живота Кёртис, после чего пристально всматривался в то место, через которое он исправлял дефекты её тела. Как он и ожидал, и следа не осталось от постороннего вмешательства, кроме не очень сильно бросающегося в глаза шрама. Хотя это была достаточно малая цена за спасённую жизнь.