Возращение ллойгор
Шрифт:
— Но почему?
— Я же объяснил. Ллойгор собираются с силами — и то и дело возвращаются.
И, давая понять, что ему не терпится домой, полковник перегнулся вперед и открыл мне дверь машины. Не успел я дойти до дверей гостиницы, как он уже исчез в ночи.
Я спросил дежурного администратора, нельзя ли одолжить у него местную газету; он принес мне последний номер из своей каморки и заверил, что возвращать его не нужно. Я поднялся в свой промозглый номер, разделся, забрался под одеяло — в постели обнаружилась грелка. Я наискосок проглядел газету. На первый взгляд заявлений Эрхарта ничего не подтверждало. Заголовок через всю первую полосу сообщал о забастовке на местной верфи, в передовицах речь шла о выставке рогатого скота и об обвинении ее судей во взяточничестве,
А затем я заметил, что промеж спортивных новостей или в разделе объявлений тут и там запрятаны небольшие заметочки мелким шрифтом. В водохранилище на Брин-Маура обнаружено безголовое тело; в нем предположительно опознали девочку-подростка с лландалффенской фермы. Четырнадцатилетнего подростка направили в исправительно-трудовую колонию за нанесение многочисленных увечий овцам при помощи топора. Некий фермер подал прошение о разводе на том основании, что его жена якобы одержима страстью к своему слабоумному пасынку. Приходской священник приговорен к году тюремного заключения за посягательства на мальчиков-певчих. Отец убил собственную дочь и ее парня на почве ревности. Житель дома престарелых сжег заживо двух своих соседей: налил им в постели керосина и поднес спичку. Двенадцатилетний мальчик угостил своих семилетних сестер-близняшек мороженым с крысиным ядом; в суде по делам несовершеннолетних он то и дело разражался неудержимым хохотом. (Дети, по счастью, выжили, отделавшись лишь болями в желудке.) В короткой статье говорилось, что полиция задержала подозреваемого по делу о трех убийствах на Лаверз-лейн.
Я перечисляю все эти новости в том порядке, в каком их прочел. Что за хроника для мирной сельской местности — даже если допустить, что неподалеку находятся Саутпорт и Кардифф с их крайне неблагополучной криминальной ситуацией! Да, в сравнении с большинством американских городов все не так уж и страшно. Даже Шарлоттсвилл может «похвастаться» досье преступлений, которое в Англии сочли бы небывалым разгулом преступности. Перед тем как заснуть, я надел халат, спустился в гостиную, где еще днем углядел справочник «Уитакер», и просмотрел данные по криминальной статистике Великобритании. Всего-навсего 166 убийств в 1967 году — три убийства на миллион жителей; статистика убийств в Америке раз этак в двадцать выше. И однако ж здесь, в одном отдельно взятом номере провинциальной газетенки, я обнаружил упоминания о целых девяти убийствах — хотя надо признать, что некоторые из них датировались задним числом. (Так, хроника смертей на Лаверз-лейн растянулась по времени на восемнадцать месяцев.)
В ту ночь спал я прескверно; мысли мои то и дело возвращались к незримым монстрам, чудовищным катаклизмам, садистам-убийцам, одержимым подросткам. Каким же облегчением стали для меня по пробуждении яркий солнечный свет и утренняя чашка чая!
Тем не менее я осознал, что украдкой поглядываю на горничную — бледненькую худышку с тусклым взглядом и свалявшимися волосами — и гадаю, вследствие какого противоестественного союза она появилась на свет. Я попросил подать мне в номер и завтрак, и утреннюю газету и с нездоровым интересом погрузился в чтение.
И опять новости более жуткие аккуратно запрятывались в неброские заметки. Двое одиннадцатилетних школьников обвинялись в причастности к убийству девушки, найденной обезглавленной, но оба клялись и божились, что голову жертве отрезал некий бродяга «с горящим взглядом». Аптекарь из Саутпорта был вынужден отказаться от должности в городском совете, будучи обвинен в растлении своей четырнадцатилетней ассистентки.
Обнаружились улики, свидетельствующие, что некая ныне покойная повитуха зарабатывала на доверенных ей младенцах в лучших традициях зловещей миссис Дайер [16] из Ридинга. Старухе из Ллангума нанес серьезные травмы какой-то человек, обвиняющий ее в колдовстве —
16
Амелия Элизабет Дайер (1829–1896) — одна из самых известных серийных убийц викторианской Англии; брала на попечение младенцев за плату и топила их в Темзе.
Разумеется, все эти мрачные размышления о преступности и извращениях постепенно начинали сказываться на моем мироощущении. Мне всегда нравились валлийцы — миниатюрные, темноволосые, бледнокожие. Теперь я смотрел на них точно на троглодитов, пытаясь прочесть в их глазах свидетельства тайных пороков. И чем больше вглядывался — тем больше таких признаков находил. Я вдруг осознал, как много слов начинаются с двойного «л», от «Ллойдз-банка» до Лландидно, и с содроганием вспомнил о ллойгор. (Между прочим, слово показалось мне знакомым — и я отыскал его на двести пятьдесят восьмой странице лавкрафтовского сборника «Комната с заколоченными ставнями»: так именовалось божество, «что блуждает путями ветров среди звездных пространств». Отыскал я и Темное божество именем Гхатанотхоа, хотя оно и не числилось главою «обитателей звезд».)
До чего же это невыносимо — гулять по солнечным улицам, видеть, как сельский люд занимается повседневными делами, как хозяйки ходят за покупками и сюсюкают с младенцами друг дружки, и хранить в груди свой ужасный секрет, который между тем так и рвется наружу. Мне хотелось списать все услышанное на ночной кошмар, на вымысел полупомешанного ученого, но приходилось признать, что все это логически согласуется с рукописью Войнича и пантеоном лавкрафтовских богов. Да, сомневаться не приходилось: и Лавкрафт, и Мейчен просто-напросто имели частичный доступ к древнему преданию, что, возможно, существовало еще до известных нам цивилизаций.
Единственной альтернативой такому объяснению была прихотливая литературная мистификация, совместно подготовленная Мейченом, Лавкрафтом и Войничем (который в таком случае и подделал документ). Такое, конечно же, невозможно. Но первая гипотеза — это же ужас что такое! Как прикажете мне в нее поверить — и сохранить здравый рассудок, здесь, на залитой солнцем центральной улице, пока в ушах у меня звучит напевная валлийская речь? Мир темный и недобрый и настолько отличный от нашего, что люди даже попытаться понять его не в состоянии: чужеродные стихии, действия которых представляются неописуемо жестокой местью и которые, однако же, всего лишь движимы абстрактными законами своего бытия, которых нам вовеки не постичь. Эрхарт, с его лицом рептилии и угрюмым интеллектом. А главное — незримые силы подчиняют себе умы всех этих ни в чем не повинных людей вокруг меня, развращают их, искажают и растлевают.
Я уже решил, чем займусь в течение дня. Попрошу мистера Ивенса свозить меня к Сумеречным холмам, упомянутым у Мейчена, сделаю снимок-другой, осторожно наведу справки. У меня с собой и компас имеется — в Америке я его всегда держу в машине на случай, если вдруг заблужусь.
Перед гаражом мистера Ивенса собралась небольшая толпа; тут же припарковалась машина «скорой помощи». На моих глазах двое санитаров вышли из дома, таща носилки. Мистер Ивенс мрачно наблюдал за зеваками из небольшой автомастерской, примыкающей к гаражу.
— Что случилось? — полюбопытствовал я.
— Да парень со второго этажа ночью с собой покончил. Газом траванулся.
«Скорая помощь» отъехала.
— А вам не кажется, что в здешних краях уж больно много всего такого? — осведомился я.
— Чего такого?
— Ну, самоубийств, убийств и все такое прочее. Ваша местная газета ими просто пестрит.
— Да, пожалуй. Уж эти мне современные подростки! Творят что хотят.
Я понял, что продолжать эту тему нет смысла. И спросил, свободен ли он и не свозит ли меня в Сумеречные холмы. Мистер Ивенс покачал головой.