Возраст – преимущество
Шрифт:
– А как же ты?
– Ты забыл? Я – один из них, – сказал я всерьез, – по крайней мере, пока меня не раскрыли, должен им оставаться. Вот когда вычистим всю эту шваль, тогда, возможно, мне позволят наконец вернуть свое имя.
– Осипчук не твое имя? – внезапно спросил Павлов.
Боря раскрыл рот, но я опередил его.
– Не мое. И, Боря, не думаю, что ты имеешь право раскрыть мою маленькую тайну.
– Ясно, то, что ты внедрен к врагу, я знаю, думал, что под своим именем.
– Под своим именем, – я усмехнулся, – меня бы вздернули на первом суку, предварительно содрав кожу
– Алексей, он немцам в Сталинграде такое учудил, что те носом рыли до самой капитуляции Паулюса, пытаясь его найти.
– И ты после такого опять смог внедриться?
– Так уж получилось, – развел я руками. – Ну, я пойду, командир?
– Мне даже сказать тебе нечего, ни условных сигналов не отработали, ни позывных, ничего…
– Не страшно, если точнее, когда я найду этих отморозков, вы точно об этом узнаете, по крайней мере услышите, – вновь усмехнулся я.
Ночью в лесу довольно страшно, несмотря на весь мой опыт, я действительно опасался. Даже не знаю, кого больше, людей или зверье. Двигался очень медленно, не из-за возможного обнаружения противником, а просто боясь глаз на ветке оставить. Выслушав старлея Кириленко, он в группе Павлова был лучшим следопытом, я последовал совету и отмерил тысячу шагов в сторону, для того чтобы вести поиски на расстоянии от места дислокации группы. Тысяча в одну сторону, тысяча в другую, в сумме, как видите, аж две тысячи. Так и двигался, когда из крайнего положения, отсчитав тысячу, я как бы возвращался на исходную, делал двадцать шагов влево, удаляясь таким образом от группы. Сколько я так протопал, не представляю, ноги гудели, хотелось пить, а с собой у меня ничего нет.
Как оказался на маленькой опушке, даже не понял вначале. Напугал меня до жути протяжный вой и лязг цепи. На опушке, с самого краю, располагалась избушка, ладно хоть без куриных ног. В темноте ночного леса эту приземистую недвижимость не разглядел вообще, если бы не собачья цепь, так и вовсе прошел бы мимо. Про собачью цепь не просто так сказал. Когда услышал лязг металла и чей-то вой, сообразил сразу – собака. Саму хозяйку этой лесной усадьбы я до сих пор не видел, и это смущало.
– Хто здеся? Кого черти носят по ночам? – услыхал я оклик на суржике, но не разглядел говорившего.
Где он, откуда говорит, не знаю, и от этого становится еще более жутко. А если он меня видит, а я его нет, шмальнет сейчас, и баста.
– Дяденька, помогите, нога так болит, что сил больше нет, – коверкая польские и русские слова, запричитал я.
– А ну выходи, кто таков! – новый окрик был более озлобленным и требовательным.
– Помогите, нога совсем не дает вступить, я еле ползу уже, – взмолился я. Так-то я давно уже был на коленях, сразу после первого возгласа, а теперь еще и притворился раненым.
– Где ты там? – кажется, чуть смягчил гнев хозяин берлоги.
– Здесь, – я поднял руку вверх и помахал, но опомнился, ведь мужик, а по голосу это точно мужик, скорее всего тоже меня не видит.
Это была охотничья заимка. Тот, кто окликал меня, местный житель, якобы прячущийся от немцев, белорус Степан. В доме, при свете лучины, я с трудом разглядел его лицо и подметил про себя, что даже возраст
– Так говоришь, из Займищ топаешь? И что там?
– Красные, – махнул я рукой. – Еле ушел.
– А чего им тебя обижать, ты ж ребенок. – А глазки-то сверкают, интересно ему.
– Я людей ищу, уважаемый, не поможешь? – резко меняю тему я.
– Каких-таких людей? – насторожился хозяин заимки.
– Подсказали людишки местные, что видели в лесу чужих, а мне они и нужны.
– Не знаю, о ком ты говоришь, здесь никого не бывает. До ближайшей деревни верст двадцать, да все через чащобы, нет, не бывают тут люди, даже немцев не было за всю войну ни разу.
– Ну, значит, буду искать в другом месте, – развел я руками, – нога успокоится, и уйду, до утра не выгоните?
– Да отдыхай на здоровье, а зачем тебе люди-то?
– Они помочь могут, я не местный, Красные меня ищут, к ним путь заказан.
– Ты к немцам, что ли, уйти хочешь? Ты ж не немец!
Ой как плохо играет, даже смешно становится.
– А мне немцы ничего плохого не сделали, а красные всю семью в Сибирь угнали, я один у бабки и остался, вырос немного, бабка померла, и я ушел из дому. А тут немцы пришли, меня не били, не приставали, чего мне на них напраслину возводить?
– Ладно, спать ложись здесь, сейчас тулуп принесу, помягче будет. – Мужик ушел куда-то в сени, а я приготовился провести остаток ночи на лавке.
Внезапно донесся легкий шум снаружи, и, не успев подняться из-за стола, я был остановлен направленным в мою сторону винтовочным стволом. Так и знал, что мужик тут не один.
– Давай рассказывай, шельмец, кто ты таков, да правду говори, а не ту пургу, что только что гнал Игнату.
– Я не ветер, пургу гнать, говорил, как было. Чего вы в меня стволом тычете, стрелять хотите? Думал, хоть тут от красных спрячусь, ан нет, нашли…
– Заткнись уже, – зло выругался обладатель винтовки. Долговязый, возраст не определить, но за тридцать точно.
– Да пожалуйста, – я сел обратно за стол и отвернулся.
– Кто ты?! – едва ли на закричал мужик.
– Дед Пихто, – буркнул я, – Юрко я, Осипчук, легче вам от этого знания?
– И откуда же ты такой красивый вылез?
– Откуда пришел, там меня уже нет. А иду туда, где буду, – решил я ввернуть дежурную фразу, действующую для опознания между диверсионными отрядами абвера, авось сработает.
– А как дойдешь, если не знаешь пути?
Оп-па, и ведь сработало.
– Я добрых людей спрошу, они помогут.
– Да, есть еще на свете добрые люди, – мужик опустил винтовку. – Из детской школы?
– Да, – спокойно кивнул я. – Рация нужна, время поджимает.
– Рация есть, батареи отсырели в тайнике. Завтра должен человек прийти, обещал достать у красных, – мужик сел ко мне на лавку и протянул руку. – Петро.
– Юрко. – Пожали руки вполне мирно.
– Подожди минуту, я должен тебя проверить, хвоста за тобой не было, это ребята сразу проверили, а вот тот ли ты, за кого себя выдаешь…