Возраст зрелости. Время мудрых, счастливых и немного святых
Шрифт:
Библейский образ поведения предполагает созерцание. Старость должна научиться созерцать. Она должна размышлять, вспоминать, говорить и думать. Старость должна молиться.
Пространство Священного Писания насыщено целым рядом священных стариков, которые ценны как советчики. Когда их не слушают, происходит катастрофа. Когда умер Соломон и его царство унаследовали его дети – Ровоам, в частности, он должен был стать царем над Израилем, – старейшины Израилевы пришли к нему с советом и сказали: «Мы говорили твоему отцу, он слушал нас, послушай и ты. Нужно ослабить налоговое бремя. Говори ласково к народу, обратись к нему, как к любезным тебе людям, и они будут рабами твоими во все дни». А молодежь спесивая внушила Ровоаму следующее:
Рассказ одной древней души о Ное и потопе
Помню, что вода пошла внезапно. И ее сразу было так много, что казалось – она льется не из туч, а из опрокинутых ведер. Не было так, как бывает обычно: захмурится небо, упадут первые капли, потом пойдет дождь и вскоре закончится. Нет! Сразу как из ведер! И до чего же вместительны эти ведра!
Я вспоминаю, вспоминаю тот кошмар, и он медленно возвращается.
День сменяет ночь, и ночь сменяет день, а потоки литься не перестают. Небо словно приблизилось к земле плотным ковром, приблизилось, словно вооруженное войско, и мы в ужасе потеряли счет дням.
Солнца не видно. Вскоре уже никто не помнил и не понимал, сколько дней прошло с тех пор, как это началось. Три? Пять? Восемь? Дней, недель. А может, мы уже родились в этой воде и скоро у нас вырастут необходимые плавники, чтобы навеки жить в водной стихии? Скорее бы они выросли, если это так. Иначе всякая плоть захлебнется, набухнет от воды, посинеет, вздуется, станет отвратительной.
Старики поняли все первыми. Они сели на месте и, опустив головы, подставили костистые плечи холодным потокам. Они приготовились умирать.
Дети, которые вначале громко плакали, и женщины, которые несколько дней голосили, уже давно затихли. Как избитое плеткой животное, мы поняли, что ни плачем, ни криком делу не поможешь. И бежать некуда. Небо всюду пойдет за нами, не переставая лить на наши головы бесконечные потоки воды.
Всем холодно. Все мокры насквозь, и лучше оставаться голым, чем носить на себе тяжелые и мокрые одежды – шкуры или ткани. Но голым человек долго ходить не может. Он зябнет, его трясет, он сходит с ума от холода и страха. Плавники не вырастают, и чешуя не покрывает нашу плоть. Вместо этого мы синеем, как живые мертвецы, стучим зубами, как ожившие скелеты, и месим ногами грязь, не зная, куда бежать и что делать.
Старики поняли все первыми. Они сели на месте и, опустив головы, подставили костистые плечи холодным потокам. Они приготовились умирать. Даже если бы у нас были лодки, стариков никто бы не спасал. В таком ужасе не всякая мать уже помнит о своих детях. Если бы у нас были лодки…
И только теперь мы поняли, зачем так долго строил этот чудак такую громадину. Он был уже стар, и многие смеялись над тем, что не успеет достроить ее. В ответ он только смотрел, тихо и грозно, будто ему было уже открыто будущее – этот потоп. Вдали от большой воды, от моря или даже полноводной реки, день за днем и год за годом, он все строил и строил. А мы ходили смеяться над ним и наблюдать за работой. Сколько насмешек, сколько едких шуток выслушали его уши! Теперь, когда сквозь
О, это было зрелище! Когда львы вместе с хомяками и зайцами шли к кораблю, чтобы занять свое место, мы тоже смеялись. Но чувствовалось, что смех здесь уже не к месту. Было что-то величественное и страшное в этом наполнении корабля (ковчегом, кажется, называл его Ной) животными. И мы смотрели все на странную процессию, а кто-то из шутников крикнул: «Эй, Ной! Выгони вон того шакала и дай мне его место!» Все тогда хохотали. Но сегодня всякий сел бы на место шакала, на место свиньи, на место козы или козла, на какое угодно место, лишь бы вода перестала литься на его обезумевшую голову, а ноги перестали вязнуть в грязи.
Сколько грязи! Кажется, и камень размокает от всесильной влаги. Немного раньше уже трудно было ходить, а теперь волны бьют по коленям. Когда же это закончится? Неужели никогда? Неужели мы все станем пищей рыб, которые никогда не плавали в этих краях, а теперь соберутся на пир? Пир из нашей плоти!
Вода подбирается к паху, и я уже не могу идти. Несколько вспухших трупов уже проплыли мимо меня. Это были женщины, молодая и старая. Трудно поверить, что это голое молодое тело еще недавно кого-то влекло к себе. Сейчас оно отвратительно, но и на полное отвращение сил уже нет. Нет сил бороться, нет сил идти. Закрывши голову руками, в этой бесполезной позе остается только стоять под проклятыми потоками и ждать конца. Вода поднялась выше пупка.
И поскольку греха было много, небо долго не прояснялось, а струи воды все лились и лились, смывая из книги истории огромную главу под названием «Допотопное человечество».
Она, кажется, прибывает быстрее. От щиколоток до пупка она поднималась дольше, а от пупка до горла ускорила путь. Я смирился с тем, что скоро начну хлебать эту грязь, уже полную мертвой плоти. После одного или двух глотков вода войдет внутрь, и я последний раз подниму глаза, чтобы увидеть свинцовые тучи и не увидеть солнца.
Но что это за темная и тяжелая громада покачивается невдалеке? Неужели это корабль Ноя? Вот для чего он строил год за годом этот смешной и огромный ящик! Если бы кто-то протянул мне руку оттуда! Но нет. В ковчеге нет и окон. В нем нет ни руля, ни парусов, ни мачты. Но в нем есть сухое место для людей и животных.
Страшная молния пустила щупальца по черному небу и исчезла, уступая права не менее страшному удару грома. В то краткое время, когда тьма разорвалась, стало видно ковчег. Он действительно качался на волнах и выглядел неуклюжим. Он бы выглядел грозно и одновременно нелепо, если бы не ужас, творившийся у его бортов. Сейчас же он был даже красив. Волны бились о его борта, и это были грязные волны. Насыщенные землей, обломками жилищ и мертвыми телами, эти воды собирали на себя грех, который успел стать для людей обыкновенным и привычным. И поскольку греха было много, небо долго не прояснялось, а струи воды все лились и лились, смывая из книги истории огромную главу под названием «Допотопное человечество».
Принято осмысливать нынешнее через прошлое. Но можно идти и в обратном направлении… Прошлое можно осмысливать через настоящее.
Знакомство с судьями Израиля
О разрешении важных вопросов, возрасте и милосердии в библейские времена
У евреев до разрушения Второго Храма был Великий Синедрион, или Сангедрин – высший судебный орган, решавший самые сложные вопросы жизни народа. Всю бесконечную житейскую мелочь решали малые суды на местах, по городам. До высшего суда доходили лишь вопросы войны и мира, календаря, богослужения, богохульства, смертной казни. Число членов суда было нечетным – 71 – чтобы избежать полного равенства в случае решения неоднозначных проблем. И поскольку Синедрион решал вопросы не бытовые, а жизненно важные, то и требования к его членам предъявлялись экстраординарные.