Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12
Шрифт:
— Это ты, да? Ты не даешь ей поглотить меня? Отпусти… нельзя так долго. Твои силы…
Уголки его губ дрогнули, и он провел ладонью по моим волосам.
— Мне хватит сил на нас обоих, мама.
— Когда в город войдут нейтралы, твоя сила понадобится тебе одному.
— Меня не спасет никакая сила, если я буду знать, что ты с ума сходишь от боли, если буду знать, что ты плачешь. Я не могу больше видеть твои слезы, понимаешь? Не могу. Это невыносимо.
— Слез не будет, — попыталась солгать, но не вышло, и в ярко-синих глазах вспыхнуло пламя ненависти.
— Будут. Боль сожрет тебя, едва я позволю ей прорваться сквозь мой блок, мама.
И я знала, что он прав. Обглодает и, возможно, так сильно, что я уже перестану быть сама собой.
— Пока я могу — буду держать.
И он держал, я чувствовала это онеменение еще несколько дней. Оно спасало меня от полного отчаяния и давало возможность жить и дышать.
Молча слушать, как отец с братом строят стратегические планы, и даже пытаться участвовать в их дискуссиях. В первый же вечер в особняк, принадлежащий Рино, приехала Кристина с Габриэлем, Зариной и Велесом. Впервые вся наша семья была в сборе. Почти вся. Я смотрела на них, сидящих за столом, на смеющихся детей, на взрослого Велеса и Сэма, рассматривающих карту города, и чувствовала, как вдалеке остро режет лезвием — а ведь ОН мог быть здесь вместе с нами. Мог быть частью этой войны, а не по ту сторону баррикад. Мог вот так же, как Габриэль Кристину, обнимать меня за плечи, или как мой отец с Анной.
А потом вдруг что-то прорвало эту стекловату, пробилось даже через силу моего сына и ослепило острой вспышкой, полоснув по глазам и по нервам… И я вдруг осознала, что здесь сейчас происходит. Господи, да все они строят планы как убить тебя, Ник. Понимаешь? Я сижу в этой проклятой зале и слушаю, как они расправятся с тобой, когда ты войдешь в город, в какую ловушку будут заманивать нейтралов и как будут вырезать им сердца. Они называют тебя Вершитель, чтоб не произносить твое имя, а я… я ощущаю, как боль вгрызается в мою плоть все сильнее и сильнее, пока меня не пронизало ею насквозь, и она не прорвалась наружу.
— ХВАТИТ, — закричала и выскочила из залы, задыхаясь, к себе, держась за стену, шатаясь, пока не упала на четвереньки, придерживая уже заметный живот рукой и всхлипывая с каждым вздохом все громче. Боже. Я не могу больше. Сэм был прав… он отпустил ненадолго, и я, кажется, сейчас от боли с ума сойду. Наверное, нечаянно… наверное… Господи. Это невыносимо.
Лбом уткнулась в пол, шатаясь на коленях, и вдруг почувствовала руки, обхватившие меня за талию.
— Маняшааа, милая, — голос сестры сквозь пульсацию агонии в висках, поднимает и сильно прижимает к себе, — тихо, милая, тихо. Все хорошо. Мы здесь. Все мы здесь рядом с тобой. Нельзя тебе так.
Вы рядом. Вы. А мне он рядом нужен. ОН. Как же это… как же это вынести?
Кристина гладит мои плечи, сжимая их сильнее, а я, тяжело дыша, пытаюсь унять этот поток щемящей душу тоски и отчаяния.
— Давай, я помогу тебе лечь в постель. Ты бледная как смерть.
Слова сказать не могу, потому что чувствую ненависть к каждому из них, как и много лет назад. У меня тысячи проклятых дежавю. Рвут меня на части все. Он раздирает на куски, и они все втыкают мне в грудь ножи и прокручивают их там лезвиями под ребрами. Мой сын, который хладнокровно чертит на карте путь к КПП, за которым, возможно, есть засада нейтралов, и прикидывает, как заманить их в ловушку, чтобы раскромсать. А меня тошнит от этой мысли, меня от нее в лихорадку швыряет. Как же это? Как
Кристина помогла мне сесть на постель, но я не могла сидеть, подскочила и бросилась к окну, распахнула настежь, судорожно втягивая воздух, держась обеими руками за горло. Она подошла ко мне сзади и уткнулась лицом мне в затылок.
— Помнишь, когда мы были маленькими и ты плакала, я говорила, что убью каждого, кто посмел тебя обидеть?
Конечно, я помнила… помнила и понимала, что она имеет в виду сейчас. Я даже понимала, что она права. Тысячу раз права, как и наши мужчины, которые защищают свои семьи… от НЕГО. Не вместе с ним, будь все проклято, а от НЕГО? Как мы к этому пришли, какие тяжкие грехи я совершила, чтобы снова ползти по очередному кругу своего пекла?
— Он мой муж, — едва слышно, так что и сама не поняла, сказала ли это вслух, или ветер прошелестел за окном, — он брат, отец.
— Враг. Мне тоже больно, милая. Мне адски больно это осознавать, но сейчас он — враг, и если мы не защитим себя, нас всех убьют. Ты хочешь смерти Зарины? Смерти Велеса? Своих детей? Хочешь хоронить всех нас?
— Нет. Господи, нет, — закрыла глаза, — Я хочу проснуться. Я хочу открыть глаза и понять, что все это кошмар.
— Этот кошмар обязательно закончится, — прошептала Крис мне в затылок, а я вздрогнула и отшатнулась от нее.
— У вас… он закончится у вас. А я или потеряю кого-то из вас, или стану вдовой. Мой кошмар станет вечным. Он уже никогда не закончится. Уходи… я хочу побыть одна. Прости, но уходи.
— Ты только позови, и я вернусь, хорошо?
Не ответила ей, уклоняясь от объятий и слыша, как выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.
Сползла на пол у подоконника, закрывая глаза и сжимая руки в кулаки.
"Ник. Ответь мне. Ты же меня слышишь? Ты не можешь меня не слышать. Почему ты молчишь, черт тебя раздери? Скажи мне в глаза, что хотел моей смерти, скажи мне в глаза, что пришел убивать наших детей. Ответь мне, не то я с ума сойду. Умоляю тебя. Один раз. Пожалуйста"
И тишина. Глухая отвратительная.
А потом через нее начали пробиваться звуки. Шум ветра или огня. Медленно открыла глаза.
"Где ты? Ты ведь услышал, да? Услышал меня и молчишь. Не дай мне возненавидеть и проклясть нас обоих. Проклясть все, что с тобой связано. Ответь мне"
И сквозь шум его голос, издалека, пока еще глухо, пробивается сквозь вату, сквозь нарезанное стружкой стекло или осколки зеркала, где отражается наше прошлое.
"Не могууу, малыш. Не могу, веришь? Пока не узнаю, где ты… в каком ты из миров… я не могу отправиться туда, оставляя тебя здесь. Ответь мне, Марианна".
Подалась вперед, замерев и глядя перед собой остекленевшим взглядом. Как эхо его голос, как вдирающиеся в мозги ржавые гвозди. И я не замечаю, как ломаю ногти о пол до мяса и оставляю на нем отпечатки окровавленных пальцев. Как же красиво ты снова лжешь, Мокану. Как проникновенно, как же адски жестоко ты лжешь. Он кричит, разрывая мне сознание, а я не могу ответить. Меня застопорило, и слезы катятся где-то внутри, беззвучно и сухо, они трещинами раскалывают мою плоть, и они паутиной расходятся по всему телу. Отправится за мной? Чтобы убить меня? Чтобы терзать меня снова? Какой грязный цинизм.