Возрождение. Забытые боги
Шрифт:
Это ты опасен! И в первую очередь для меня, — чуть ли не в истерике закричала я на феникса. Тот отнёсся к моей вспышке на редкость флегматично, буркнув что-то вроде:
«Поверь мне, я лучше знаю, что для тебя лучше».
Я прислонилась лбом к холодной стене, пытаясь успокоиться и отдышаться. Из груди вырвался всхлип, потом другой.
Я тебе доверяла, — безжизненным, полностью опустошенным голосом пробормотала я. Феникс упрямо молчал.
Простояв так с минуту и собрав остатки стойкости, я попыталась надавить на Дефансера:
Обещай, что больше не сделаешь попытки его убить. — Феникс
«Ты не можешь. Мы расстанемся только с твоей смертью».
Слёзы горячими ручьями побежали по щекам, так как я была уже не в силах их сдерживать, а темнота вокруг начала давить. Тишина наполнилась криками агонии. Я зажала уши руками и медленно сползла вниз по стене, но крики не замолкали, а, наоборот, нарастали, как громыхание приближающейся грозы. Перед глазами вспыхнули огни, фигуры, искаженные ужасом лица… Нет, я не хочу этого слышать! Не хочу. Не хочу. Не хочу! Дефансер, перестань мучить меня своим прошлым!
Темнота нахлынула, унося взбудораженное сознание прочь и давая желанное успокоение. И в самый последний момент я услышала-почувствовала его слова:
«Я не трону твоего феникса. Сегодня».
— Ты сегодня поздно.
Елена вышла из тени дерева прямо рядом со мной. Когда она так прячется, даже звери не чувствуют её присутствия, что уж говорить обо мне. Тем не менее, это сильно раздражает и заставляет огрызаться, лишь бы не оправдываться.
— Так ты сегодня большой кусок книги задала.
— Судя по затраченному времени, ты его усиленно штудировал. Ну что ж, проверим, — предвкушающее протянула принцесса и начала засыпать меня вопросами. У меня уже не в первый раз возникла мысль, что эта девушка каким-то образом знает, чему я уделил минимум внимания, полагая, что эта часть лёгкая или не слишком важная. Вскоре я почувствовал, что вообще ничего не знаю и не помню, а вместо нормальных слов могу только мямлить. Наконец, я не выдержал и попытался возмутиться:
— Я не понимаю, зачем ты заставляешь меня штудировать эту глупую историю. Лучше бы то время, что приходится просиживать в библиотеке, потратить на обучение настоящему искусству.
Еленины глаза нехорошо сверкнули, а тихий голос, казалось, вызывал на откровенность.
— Ты считаешь, что я тебя плохо обучаю?
— Нет! Я уже хорошо владею метательными ножами, неплохо кинжалом, но книги… Это же пустая трата времени! — взмолился я, надеясь достучаться до здравого смысла принцессы. Бесконечная муштра по дисциплинам, которые мне, скорее всего, не понадобятся в будущем, тихо бесила. По мне это была прорва потраченных зря усилий и времени.
— Хорошо. Неплохо, — в её голосе зазвучала издевка. — И ты считаешь, что уже добился чего-то стоящего?
— Да. Я уже могу постоять за себя, — убеждённо ответил я, сравнивая то, что умел и мог до встречи с принцессой со своими теперешними возможностями.
— Сопляк! — Елена заговорила тихо, как-то шипяще. — Я преподам тебе урок, который научит тебя следить за собственным языком, если не хочешь его лишиться.
Вот она стоит в десяти шагах от меня. Мгновение — и хрупкая
Князь Сумрака ворвался в малую гостиную для приёмов, где Повелитель встречался с теми редкими представителями соседних земель, к которым чувствовал откровенную приязнь, и, не обращая внимания на присутствие посла из Арабии и его племянника, выдохнул:
— Отец!
— Браен, когда ты научишься следовать… — недовольно нахмурил брови Повелитель, но Князь Сумрака не обратил внимания на это сдержанное проявление недовольства, взволнованно сообщив:
— С Еленой что-то случилось. Похоже на отравление.
Повелитель Гиперии резко побледнел, неспешно встал и знаком приказал сыну выйти, затем извинился перед гостями и направился к двери. Ему хотелось бежать, чтобы побыстрее лично удостовериться в словах сына, но он не мог себе подобного позволить. Повелители не бегают, как какие-то расшалившиеся мальчишки. У комнаты Елены толпились слуги, напрочь забыв о своих обязанностях. Правда, появление Повелителя заставило их враз вспомнить о делах насущных и немедленно исчезнуть, бросившись в разные стороны, как мыши от кота. Но Харолан был уверен, что стоит двери комнаты закрыться за его спиной, как в коридоре опять начнётся столпотворение. Эта девушка за столь короткое время умудрилась расположить к себе почти всю дворцовую прислугу.
Елену трясло. Температура тела была неимоверна высока, а с губ слетали то стоны, то бессвязный бред на нескольких языках одновременно. Принцесса металась на постели, сбрасывала одеяло и порывалась бежать или сворачивалась клубком и плакала.
Герасий, тщательно осмотрев девушку, не нашёл ничего, что могло бы стать причиной столь внезапной болезни. Криверед со своей стороны подтвердил, что не было никакого внешнего вреда: ни магического, ни телесного. Харолан только кивнул, услышав их отчёты, не высказывая вслух недовольства, а про себя в первый раз усомнился, так ли компетентны эти фениксы, как он до этого полагал, и не стоит ли начать искать им если не замену, то помощников.
А между тем девушка сгорала, как свеча. С каждым разом Харолан получал всё менее утешительные известия. С заходом дневного светила он вновь направился в комнаты принцессы. Она лежала на огромной кровати, неподвижная и безжизненная. Губы посерели, под глазами пролегли черные тени, а тело ещё больше истончилось, не реагируя больше ни на что.
Харолан терялся в догадках, что могло быть причиной этой странной и страшной болезни. Ему не хотелось терять эту весёлую жизнерадостную девушку, которую он назвал своим ребёнком и которая нравилась ему больше всех остальных его дочерей.