Возрождение
Шрифт:
– Речь о твоем сыне!
– Я это знаю, черт возьми! – взорвался папа. Это испугало меня и, должно быть, испугало маму, потому что из облака пены послышался грохот бьющихся тарелок. Она вытащила руки из раковины, и на одной из них была кровь.
Мама протянула ее отцу – совсем как мой онемевший брат со своими «ДА» и «НЕТ» – и сказала:
– Посмотри, до чего ты меня до… – Она остановилась на полуслове, заметив, что я сижу в прихожей и смотрю на них. – Убирайся! Ступай на улицу и поиграй!
– Лора, не вымещай это на Дже…
– Убирайся! –
Она разрыдалась. Я выскочил из дома, тоже плача, и, не разбирая дороги, бросился бежать, а добравшись до шоссе, перемахнул через него, не глядя по сторонам. Я не стремился к дому священника – я был слишком расстроен, чтобы даже подумать о нем. Если бы Пэтси Джейкобс не вышла на лужайку перед домом, чтобы проверить, не проросли ли цветы, посаженные осенью, я бы, наверное, бежал, пока не упал без сил. Но она вышла и окликнула меня по имени. Мне хотелось бежать дальше, но – я, кажется, уже говорил об этом – я был вежливым мальчиком, пусть и расстроенным. Я остановился.
Она подошла ко мне. Я опустил глаза и тяжело дышал.
– Что случилось, Джейми?
Я промолчал. Она взяла меня за подбородок. Я увидел Морри на ступеньках крыльца в окружении игрушечных грузовиков. Он глазел на меня.
– Джейми? Скажи, что тебя расстроило?
Нас учили не только быть вежливыми, но и не болтать о том, что происходит в семье. Только так ведут себя настоящие янки. Но доброта миссис Джейкобс сняла запреты, и я рассказал обо всем без утайки. О страданиях Кона (глубину которых, по моему убеждению, родители не постигли, хотя и очень переживали), о том, как мама боялась, что у него порваны голосовые связки и он никогда больше не сможет говорить, о том, как настойчиво она просила папу показать его специалисту, на что тот ответил, что у нас на это нет денег. И главное, о криках. Я не рассказал Пэтси о чужом голосе, который появился у мамы, но только потому, что не знал, как это выразить.
Когда я наконец выговорился, она сказала:
– Пойдем к заднему сараю. Тебе нужно поговорить с Чарли.
Поскольку гараж теперь, как и положено, был занят «бельведером», Джейкобс оборудовал мастерскую в заднем сарае. Когда Пэтси завела меня в сарай, он что-то паял в телевизоре без экрана.
– Когда я снова соберу эту штуку, – сказал он, обнимая меня за плечи и доставая платок из заднего кармана, – то смогу ловить телевизионные станции Майами, Чикаго и Лос-Анджелеса. Вытри глаза, Джейми. Да и носу не повредит немного внимания.
Приводя себя в порядок, я с восхищением разглядывал безглазый телевизор.
– Вы и правда сможете ловить станции Чикаго и Лос-Анджелеса?
– Да нет, это была шутка. Я просто пытаюсь подключить усилитель сигнала, который позволит ловить не только восьмой канал.
– У нас ловит шестой и тринадцатый, – сказал я. – Хотя картинка на шестом рябит.
– У вас есть антенна на крыше. А у семьи Джейкобс – только комнатные «усы».
– А почему вы ее не купите? Они продаются в «Вестерн ауто» в Касл-Роке.
Он усмехнулся:
– Отличная идея! На квартальном заседании я выступлю перед дьяконами
Я оглянулся, ища глазами миссис Джейкобс и надеясь, что она избавит меня от необходимости пересказывать все еще раз, но жена пастора незаметно удалилась. Он взял меня за плечи и подвел к козлам. Мне хватило росту, чтобы залезть на них и усесться.
– Это из-за Кона?
Конечно, было несложно догадаться: в ту весну просьба о возвращении Кону голоса каждый четверг была частью заключительной молитвы, как и мольбы за других членов БММ, с которыми что-то случалось (чаще всего переломы, но Бобби Андервуд сильно обжегся, а Кэрри Даути пришлось обрить голову наголо и ополоснуть уксусом, когда ее мать с ужасом обнаружила, что малышка завшивела). Однако ни жена преподобного Джейкобса, ни он сам не имели ни малейшего представления о том, как сильно страдал Кон и как это несчастье сказалось на всей семье, будто особо заразный вирус.
– Летом прошлого года папа купил топливо, – сказал я, снова начав плакать. Я ненавидел слезы: плач был излюбленным приемом малышни, – но сейчас ничего не мог с собой поделать. – Он сказал, что от такой цены грех отказываться, только зима оказалась теплой, и цена печного топлива упала до пятнадцати центов за галлон, а теперь им не по карману обратиться к специалисту. А если бы вы слышали маму, она говорила совсем не как мама, а папа иногда сует руки в карманы, потому что… – Но тут наконец сдержанность янки дала о себе знать, и я закончил: – Потому что я не знаю почему.
Он снова вытащил платок, пока я вытирался, взял с верстака металлический ящик. Из него во все стороны торчали провода, будто клочья нестриженых волос.
– Вот усилитель, – произнес он, – изобретенный вашим покорным слугой. Когда я его закончу, то протяну провод из окна и до карниза. А потом подсоединю… – Он кивнул на угол, где ржавыми металлическими зубьями вверх стояли грабли. – Антенна Джейкобса, штучное изделие.
– А она будет работать? – спросил я.
– Не знаю. Думаю, что да. Но даже если и так, я уверен, что дни телевизионных антенн сочтены. Еще лет десять, и телевизионные сигналы будут передаваться по телефонным проводам, а станций будет намного больше трех. К девяностым годам сигналы будут приходить от спутников. Я знаю, что это звучит как научная фантастика, но такая технология уже существует.
На лице преподобного появилось знакомое мечтательное выражение, и я решил, что он уже забыл о Коне. Теперь я знаю, что это не так. Он просто давал мне время прийти в себя и, возможно, хотел подумать сам.
– Сначала люди сочтут это поразительным, а потом – само собой разумеющимся. Они станут говорить: «Да, у нас есть телефонное телевидение», – или: «У нас есть спутниковое телевидение», – но они будут ошибаться. Все это – дар электричества, которое в наши дни проникло во все аспекты жизни и стало таким привычным, что мы перестали его замечать. Есть такое выражение: слон в гостиной. Так говорят про то, чего нельзя не заметить, но что со временем становится настолько обыденным, что мы перестаем обращать на это внимание.