Возрождение
Шрифт:
Пастор Джейкобс, у меня рак легких. У меня вылезли все волосы от сеансов облучения, а от химиотерапии меня все время рвет (я похудела на 60 фунтов), но после всех этих адских процедур рак никуда не делся. Теперь врач предлагает операцию — удалить одно из легких, но моя подруга Дженни усадила меня напротив себя и сказала: «Я скажу тебе горькую правду, дорогая. Обычно они назначают операцию, когда уже слишком поздно. И они это знают, но все равно оперируют, потому что больше ничего не остается».
Я перевернул страницу. В висках у меня стучало. Впервые за многие годы мне захотелось
«Дженни говорит, что почитала в интернете про примеры Ваших исцелений, и многие из них выглядят достоверно. Я знаю, что Вы больше не ездите по стране. Может быть, Вы ушли на покой, может, болеете, а может, даже умерли (молюсь, чтобы это было не так, и ради Вас, и ради себя). Так что я понимаю, что это все равно что бросить за борт послание в бутылке. Но что-то — не только Дженни — заставляет меня все-таки попробовать. В конце концов, иногда бутылку выбрасывает на берег, и кто-то находит послание.
Я отказалась от операции. Вы — действительно моя последняя надежда. Я знаю, насколько она призрачна и, наверно, даже глупа, но в Библии говорится: «Все возможно верующему». Я буду ждать ответа… или его отсутствия. В любом случае, да благословит Вас Бог.
Ваша, с надеждой,
Астрид Содерберг.
Мэн, 04660, о-в Маунт-Дезерт,
Морган-Питч-роуд, 17.
(207) 555–6454».
АСТРИД. ГОСПОДИ.
Астрид, через столько лет. Я закрыл глаза и увидел ее под пожарной лестницей, ее юное и прекрасное лицо, обрамленное капюшоном парки.
Я открыл глаза и прочитал приписку Джейкобса под ее адресом.
«Я видел ее медицинскую карту и последние снимки. Можешь в этом не сомневаться; как я писал в первом письме, у меня есть свои способы. Облучение и химиотерапия уменьшили опухоль в левом легком, но не уничтожили ее, и метастазы появились в правом легком. Ее положение очень серьезно, но я могу ее спасти. В этом ты тоже можешь мне верить. Но такие опухоли похожи на пожар в сухом кустарнике — они распространяются быстро. Времени у нее мало, так что решай сразу».
«Если времени так мало, — подумал я, — почему же ты не позвонил или хотя бы не прислал свой договор с дьяволом экспресс-почтой?».
Но я знал, почему. Он хотел, чтобы времени было мало, потому что его волновала не Астрид. Астрид была пешкой. Я, с другой стороны, был одной из фигур в заднем ряду. Почему — этого я не знал, но был уверен, что это так.
Письмо задрожало в моей руке, когда я читал последние строки.
«Если ты согласишься помочь мне в завершении работы этим летом, твоя давняя подруга (и, вероятно, любовница) будет спасена, и рак покинет ее тело. Если ты откажешься, я позволю ей умереть. Конечно, тебе это кажется жестоким и даже чудовищным. Но если бы ты понимал, насколько огромно значение моей работы, то воспринял бы все иначе. Да, даже ты! Мои номера телефонов, стационарного и мобильного, указаны ниже. Я пишу это, положив рядом листок с
Решай сам, Джейми».
Я просидел на лестнице две минуты, глубоко дыша и стараясь замедлить сердцебиение. Я все думал о том, как ее бедра прижимались к моим, как пульсировал мой член, затвердев, словно прут арматуры, и как она одной рукой гладила мою шею и выпускала мне в рот табачный дым.
Наконец я встал и поднялся к себе, зажав в руке оба письма. Лестница была не длинная и не крутая, и я был в хорошей форме благодаря велосипеду, и все же мне пришлось дважды останавливаться, чтобы отдышаться, а рука у меня тряслась так, что пришлось держать ее второй, чтобы попасть ключом в скважину.
День был пасмурный, и в квартире было темно, но я не стал включать свет. То, что мне предстояло, лучше всего было сделать быстро. Я отцепил телефон от ремня, рухнул на диван и набрал мобильный номер Джейкобса. Раздался единственный гудок.
— Привет, Джейми, — откликнулся он.
— Мерзавец, — сказал я. — Чертова скотина.
— Я тоже рад тебя слышать. Что ты решил?
Много ли он знал о нас? Рассказывал ли я ему что-нибудь? А Астрид? Если нет, то сколько он сумел накопать? Этого я не знал, и это не имело значения. По его тону было ясно, что вопрос задан для проформы.
Я сказал ему, что немедленно приеду.
— Если хочешь, приезжай, конечно. Я буду рад. Но вообще-то ты мне не нужен до июля. Если ты не хочешь ее видеть… я имею в виду, такой, как сейчас…
— Я сяду в самолет, как только погода позволит. Если вы можете это сделать до моего приезда… вылечить ее… исцелить… то валяйте. Но не отпускайте ее, пока я ее не увижу. Ни в коем случае.
— Не доверяешь мне, а?
В голосе его слышалась глубокая печаль, но я не особо в нее поверил. Он всегда умел имитировать эмоции.
— С какой стати, Чарли? Я видел вас в деле.
Он вздохнул. Очередной порыв ветра сотряс здание, завывая под карнизом.
— Где вы остановились в Моттоне? — спросил я… но, как и Джейкобс, только для проформы. Жизнь — колесо, и она всегда возвращается в начальную точку.
11
КОЗЬЯ ГОРА. ОНА ЖДЕТ. ДУРНЫЕ ВЕСТИ ИЗ МИССУРИ.
Вот как вышло, что через полгода с небольшим после краткой реинкарнации «Хромовых роз» я снова приземлился в портлендском аэропорту и снова отправился на север, в округ Касл. Но на сей раз — не в Харлоу. Не доехав пяти миль до родного городка, я свернул с Девятого шоссе на дорогу, ведущую к Козьей горе. День был теплый, но несколько дней назад по Мэну тоже пронеслась весенняя метель, и повсюду слышны были звуки капели. Сосны и ели по-прежнему стояли у самой дороги, и их ветки гнулись под тяжестью снега. Но сама дорога была расчищена и мокро блестела на послеполуденном солнце.
Я на пару минут остановился в Лонгмедоу, где прошло столько пикников БЮМ, и задержался подольше у поворота, ведущего к Скайтопу. Не было времени доехать до развалюхи, где мы с Астрид потеряли девственность, да я бы все равно туда не поехал. Гравийную дорогу заменила асфальтированная, тоже расчищенная, но путь преграждали крепкие деревянные ворота с висячим замком размером с орочий кулак. На случай, если до кого-то не дошло, имелась еще большая табличка: «Проход строго запрещен! Нарушители будут преследоваться по закону».