Возрождение
Шрифт:
Для меня это означает любовь — не только удовлетворение охотничьего инстинкта, не только страстное желание обладать любимым телом, но союз душ, не меняющийся с течением времени.
Что, обыкновенно, вносит беспокойство? Очевидно то, что в любви недостает чего-то, что мы, в таком случае, бессознательно стремимся найти в другом месте.
Но нет ничего интеллектуального, телесного или духовного, что во мне не удовлетворила бы Алатея. Достигни я духовных высот, она сможет подняться так же высоко —
О любимая моя, не заставляй меня ждать слишком долго!
Боги! В каком я был возбуждении, когда писал эти строки прошлой ночью. Но они правдивы, хотя я и смеюсь над их восторженностью.
Хотел бы я знать, сколько мужчин подобно мне романтично настроены в душе и стыдятся показать это?
Кончив стихи, Алатея вторично уронила книгу на колени.
— Каково ваше отношение к любви? — спросил я, как бы между прочим.
— Я не хотела бы обсуждать мое к ней отношение впредь и постараюсь изгнать ее из моей жизни.
— К чему вам делать это? — прямолинейно спросил я. — В нашу сделку не входила ваша обязательная верность мне — верность относится к физическим отношениям, не касающимся нас. Никто не может потребовать от секретарши, чтобы она из-за него стала монахиней. Конечно ее попросят только вести себя в достаточной мере прилично, чтобы не компрометировать в глазах общества того положения, которое она занимает официально.
В ее глазах появилось выражение, достойное меня или Джорджа. Неожиданно я понял, как она хорошо должна была знать свет, пройдя свою тяжелую жизненную школу.
— Значит, если мне захочется, я смогу завести себе любовника? — спросила она немного цинично.
— Конечно, если вы скажете мне об этом, а не станете обманывать и не поставите в смешное положение. Иначе, в ваши годы, сделка была бы нечестной.
Она посмотрела на меня в упор и ее глаза были немного яростны.
— А вы, будет у вас любовница?
Я следил за вьющимся дымком моей сигаретки.
— Возможно, — ответил я лениво, как будто этот вопрос был слишком преждевременным, чтобы обсуждать его теперь. — Вы будете иметь что-либо против?
Ее горло слегка вздрогнуло, как будто у нее захватило дух. Я знал, что ей трудно было лгать и что она не могла сделать это, глядя на меня.
— Как я могу иметь что-либо против?
— Да, конечно, как вы можете?
Тут она подняла взор, но посмотрела мимо меня, ее глаза сверкали, а губы искажала презрительная гримаска.
— Но все же иметь двух — вульгарно, — резко бросила она.
— Я
— Значит сейчас еще не следует ожидать… второй.
Наконец она высказалась.
Я сделал вид, что не понимаю, и продолжал спокойно курить, а прежде, чем я смог ответить, раздался телефонный звонок. Она протянула мне трубку и я сказал «Алло». Это была Корали. Она говорила очень ясно и, сидевшая поблизости Алатея, должно быть, в тишине могла расслышать почти все слова.
— Николай, сегодня вечером я совсем свободна, не пообедаете ли вы со мной? Только вы да я, а?
Я позволил своему лицу принять выражение удовольствия и оживления. Моя жена взволнованно следила за мною.
— Увы, дорогая моя, сегодня я занят. Но мы скоро увидимся с вами.
— Правда это или отговорка?
Корали сказала эти слова очень громко.
Я поднял руку, так чтобы иметь возможность наблюдать за лицом Алатеи. Оно было олицетворением отвращения и возмущения.
— Это совершенная правда, Корали. Всего хорошего.
В явном гневе Корали повесила трубку. Я рассмеялся.
— Вы видите, я предпочитаю интеллектуальный разговор с вами обществу всех моих друзей! — сказал я Алатее.
Ее щеки слегка порозовели.
— Не совсем так, — ее тон был немного саркастичен, — просто, вы достаточно знаете правила приличия, как сказала бы герцогиня. Немного погодя, вам не надо будет так строго придерживаться их, — и встав с кресла, она подошла к окну. — Если теперь вы ляжете отдохнуть, то я хотела бы выйти.
Ее голос звучал несколько хрипло.
— Да, пожалуйста, и, если вы будете проходить по Рю де ла Па, зайдите к Робертсу и спросите, пришел ли уже новый препарат ментола, если да — будьте добры принесите его с собой. Теперь проходят века прежде, чем приходит что-нибудь, посланное ими.
— Я не пойду на Рю де ла Па, я пойду в лазарет.
— Тогда не беспокойтесь и не торопитесь обратно. Буртон напоит меня чаем. До свиданья, до обеда, милэди.
Я должен был сказать это, так как дошел уже до высшей точки напряжения и не мог больше вести игру. Еще минута и я бы бесславно сдался, признавшись, что люблю ее, что мне отвратительна даже мысль о любовнице и что я, наверняка, убью всякого мужчину, на которого она только посмотрит, уже не говоря о любовнике.
Не прибавив ни единого слова, она вышла из комнаты. Оставшись в одиночестве, я попробовал заснуть, но ничего не вышло — я был слишком возбужден. Я не настолько глуп, чтобы льстить самому себе, и стараюсь со стороны взглянуть на положение. Мне кажется, что Алатея несомненно заинтересована мною и явно ревнует меня к Сюзетте и Корали, сердясь сама на себя, в уверенности, что по собственной вине потеряла власть надо мною, и именно поэтому так несчастна, так мятежна и встревожена.
Все это великолепно, дорогая моя девочка.