Возвращая долги…
Шрифт:
Собравшись с духом заставляю себя резким рывком приподняться на постели и раскрыть глаза. В первую секунду кажется что вокруг темнота, хоть глаз коли, но тут же становится ясно, что это впечатление обманчиво. В комнате достаточно света, ночь безоблачна и яркие горные звезды бесстыдно заглядывают в не закрытое шторой окно. В их мертвенном свете все кажется серебристым и нереальным.
– Андрей, Андрей…
Слабый шепот с другого конца комнаты. Поворачиваюсь на звук. Фима сидит на своей кровати зябко ссутулив плечи, его лицо бледный, выхваченный из темноты звездным светом блин, обращено ко мне. В глазах стынет ужас, они широко распахнуты и выделяются темными
– Андрей, это что… – дрожащим голосом начинает он.
И в этот момент где-то за окном раскатисто гремит та самая показавшаяся мне смутно знакомой трещотка. «Да это же пулемет, придурок!» – услужливо подсказывает кто-то до поры прячущийся внутри меня. Да, пулемет, точно, никаких сомнений. Самый обычный ручник – РПК, я не раз слышал его голос за время армейской службы, могу даже приблизительно определить по звукам расстояние до стрелка. Километр, может чуть больше. Стрельба доносится с юго-востока, с окраины города. На все это осознание в реальном времени уходит ничтожная доля секунды и я уже открываю рот, чтобы поделиться своими наблюдениями с Фимой, как вновь грохочет то, что в полусне я принял за гром. На этот раз звук сильнее и вроде бы ближе. Гулкие удары бьют в небо раз за разом. Я замечаю, как начинают мелко трястись некрасиво прыгая на перекошенном лице губы моего одноклассника.
– Это обстрел! Тот самый, про который нам говорили! – драматическим шепотом, верным предвестником близкой истерики возвещает он, не двигаясь однако с места и лишь обхватывая плотнее обеими руками голые зябкие плечи.
Еще секунда уходит на взвешивание его догадки. Не знаю, тут мое юношеское альтер эго пасует, под настоящим артиллерийским обстрелом я никогда не бывал, в то время до этого тут еще не дошло. Вообще-то похоже, грохот уж больно тяжелый, явно бьют пушки.
Фима неожиданно вскакивает и, путаясь в штанинах и не попадая рукой в рукава, начинает с лихорадочной поспешностью влезать в брошенный тут же на стуле спортивный костюм. На меня он не обращает больше ни малейшего внимания, суетливо роется в своей сумке пытаясь одновременно с натягиванием не расшнурованных по лености кроссовок дотянуться до бумажника с деньгами и документами.
– Ты чего? – осторожно спрашиваю его. – Чего подорвался?
– Сваливать надо, – не прекращая своего копошения лихорадочно сопит одноклассник. – Сваливать надо, пока сюда не ёбнуло! В подвал, на улицу, куда угодно, только быстро!
Зараженный его паникой я тоже начинаю суетиться, впопыхах одеваюсь, хватаю деньги и документы и практически одновременно с Фимой выскакиваю в длинный темный гостиничный коридор. Дверь в номер остается открытой, не до нее. Отчаянно топоча по крутым лестничным пролетам мы вываливаемся в холл первого этажа и замираем будто натолкнувшись на невидимую стену. Краска стыда сама собой ползет на горящие щеки, хочется провалиться сквозь землю тут же на месте. Ночной портье, молодой смуглокожий парень с едва пробивающейся на лице растительностью, спокойно сидит на своем месте за импровизированной стойкой, услышав наши торопливые шаги, он отложил книгу которую до этого читал и теперь рассматривал нас со сдержанным любопытством. По мелькавшим где-то на самом дне глаз веселым искрам я безошибочно понял, что он конечно же догадался о причине выгнавшей среди ночи двух журналистов в такой спешке в гостиничный холл. Но как же обстрел? Грозное громыхание никуда не делось, и даже как будто бы усилилось, но этот коренной житель города на него никак не реагирует.
– Нам это… в подвал! – выдал он, окидывая портье безумным взглядом. – Поскорее бы!
Теперь паренек уже откровенно улыбался, покровительственно и чуть насмешливо.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – произнес он мягким хорошо поставленным как у оперного певца голосом. – Пока никакой опасности нет. Это обстреливают пригородные села. По городу их артиллерия сегодня еще не била.
– Ни хрена себя не волнуйтесь! – громко сглотнул Фима. – И что значит еще не била? Что может и будет бить?
– Может, – коротко кивнул осетин. – Вы тогда сразу поймете. Слышна будет не только канонада, но и разрывы.
– Так, – решительно рубанул воздух рукой фотограф. – Отпирай подвал! На хрен мне такое счастье?! Поймете, ишь, умник! А если первый разрыв в городе придется как раз на наш номер?! Что молчишь, а? Открывай, говорю!
– Фима, – попытался я урезонить разбушевавшегося одноклассника. – Какой подвал? Тебе же сказали, здесь безопасно, уймись!
– В задницу такую безопасность! – не желал успокаиваться перепуганный до полусмерти фотограф. – Я тут ради пары снимков свою жизнь положить не собираюсь! Она мне дорога, как память!
– Вы, наверное недавно приехали? – сочувственно улыбнулся мне портье.
– Да, сегодня только. Точнее уже вчера, – поправился я взглянув на показывающие половину первого ночи часы.
– Ничего, – успокоительно произнес паренек. – Скоро привыкнете, здесь последнее время такое часто…
– Что часто? Вот такая вот пальба по ночам? – вскинулся мой приятель. – Чего ты лепишь? Почему в таком случае об этом никто не пишет, не сообщает по телевиденью? Почему нет никакой реакции миротворцев, совета безопасности ООН, наконец?
Молодой осетин уже собрался было что-то ответить, но тут по лестнице истерично процокали каблучки и в ведущих в холл дверях возникла растрепанная девица в кое-как натянутой в полнейшем беспорядке одежде. Ее блуждающий взгляд светился полнейшим безумием и истерикой. Только теперь я осознал, как мы сами выглядели минуту назад. И точно так же как мы, наткнувшись на картину мирной спокойной беседы нескольких мужчин и видимо сообразив, что конец света на какое-то время откладывается по неизвестным причинам, девица стыдливо потупилась.
– Я… Я…, – она никак не могла сообразить, как бы половчее объяснить свое ночное появление здесь в таком нелепом виде.
И деликатный портье тут же пришел ей на помощь, выскочив из-за стойки он склонился перед дамой в позе выражающей немедленную готовность к любым и всяческим услугам.
– Вас, наверное, разбудила эта безобразная стрельба? – он уже грациозно подхватил ее под локоток, преданно заглядывая в глаза.
– Д-да… в общем-то… наверное, – мямлила девица никак не могущая прийти в себя, доверчиво обвисая в его руках.
– Ужасно, ужасно, – возмущался меж тем парнишка, осторожно разворачивая ее назад к лестница. – Прошу простить нас, но эти грузины… Они просто варвары, мешают отдыхать людям. Постоянно стреляют из пушек. Вы только не волнуйтесь. Может, хотите стакан воды?
Девица слабо затрясла головой, отказываясь.
– Тогда пойдемте, я провожу вас обратно в номер. Позвольте вас поддержать, здесь ступеньки…
Он обернулся за ее спиной к нам и, голову дам на отсечение, заговорщицки подмигнул, шельмец. Вот так вот, кому война и стрельба, а кому все нипочем.