Возвращаясь на Землю
Шрифт:
– Докладывайте, подполковник, - обратился к нему Уайт, но Андрей почему-то медлил с ответом, думая, как лучше начать, чтобы неприятная новость прозвучала скорбно, но не чересчур уныло.
– В Китае сегодня еще один день траура, - медленно произнес он, окинув серьезным, обреченным взглядом всю команду, затем, слегка смягчив взгляд и тон голоса, продолжил, как бы поставив присутствующих перед фактом, – президента убили. – В отсеке раздался чей-то напуганный вздох. – На торжественном приеме. – С этими словами Андрей опустился на сидение и постарался облокотиться на стол, по земной привычке, для этого ему пришлось поджать ноги, чтобы не оторваться от стула.
– О, мой Бог. – Обреченно произнес Ти Джи, делая паузу между каждым словом. Повернув голову, он увидел Ляо, на ней просто не было лица от горя. Он обнял ее своими сильными, теплыми руками и аккуратно прислонил ее голову к своей груди.
–
– Остальное – так, пустяки. Можете почитать. – Ответил Андрей.
Больше никто не издал ни звука, космонавты сидели, поникнув головами, с искренней скорбью в глазах. В отсек будто проник дух уныния и подчинил все своей власти, подобное настроение бывает, наверное, только на похоронах. Полковник, казалось, был расстроен меньше всех, ему, все-таки, не впервой было слышать подобные донесения, и все же, из уважения к чувствам других, из понимания их ранимой и не закаленной психики искренне сопереживал им и, не говоря ни слова, смотрел прямо на поверхность стола, в ожидании, когда прекратится молчание.
Первой подняла голову Мария, потом Андрей с Алексеем, они сперва переглянулись, затем принялись разглядывать остальных, стараясь не привлекать внимания. Это могло показаться невежеством с их стороны, и они это прекрасно понимали, они лишь решили, что минута молчания уже истекла. Вообще говоря, им было больно от сего известия не менее, чем кому-либо, но убиваться из-за того, на что они никак не могли повлиять, было не в их традициях. Они уже начали гадать втроем, кто из них произнесет первое слово, но к всеобщему облегчению его произнес полковник; все, пожалуй, ждали именно его:
– Продолжим беседу?
Никто ничего не ответил. Он ждал примерно полминуты, глядя неподвижным взглядом и при этом охватывая всю комнату. Молчания так никто и не нарушил.
– Ладно, перенесем на вечер. Пока… занимайтесь спортом, бойцы. – Последнее слово Уайт произнес, нарочито поднимая Ляо взглядом. Ничуть не изменившись в лице, он возвысился над столом и тихо, словно призрак, удалился.
Отсек номер пять – комната отдыха. Алексей завис в воздухе около иллюминатора, тяжело дыша после серии отжиманий, Джерри бежал позади него, притянутый ремнями к беговой дорожке, и издавал при этом мерный, глухой стук шагов. Больше никаких звуков не было слышно, разве что тихий шорох где-то в отдаленных отсеках.
– Как ротовая полость, в порядке? – Спросил Алексей, как только начал чувствовать какую-то неприятную, сухую напряженность. Все вроде бы было в порядке, но молчание давило и даже пробуждало легкую злобу где-то в глубине.
– Да, все в норме, мне даже понравилось. – Ответил Джерри с внезапной радостью в голосе.
Алексей, наверное, должен был усмехнуться в ответ, но разум его вдруг отдалился от окружающего мира: отведя взгляд от белых и чистых, как ангелы, звезд, он уставился на зеленую планету, которая была еще меньше, чем утром. И к нему вдруг вернулся вопрос, которым он частенько задавался: “Если там все будет идти так же, как сейчас, чем все закончится? То есть, может быть, ничего не закончится, но каков, к примеру, будет портрет этой планеты через пятьдесят лет? Если сейчас ежедневно погибает примерно сто тысяч человек, что вдвое больше, чем десять лет назад, если зло становится все сильнее, страшно даже представить, что будет, когда его станет больше, чем добра. А может быть, этот момент наступит уже скоро, например, сейчас, пока мы в космосе; что если мы вернемся на планету, где уже нет добрых людей, где никто не улыбается друг другу, где даже романтические мечты рушатся, как только открываются глаза? Или, еще хуже, этой планеты вообще не будет, ведь достаточно использовать одну пятую всего имеющегося оружия, чтобы от нее ничего не осталось, или попросту каждому пятому следует воплотить свои самые коварные замыслы, и произойдет то же самое.… Нет, опять что-то не то…”, – на этот раз его понесло в статистику. Алексей, как всегда, выстраивал в голове последовательный набор слов, целую статью, чтобы выразить свои суждения, опять искал формулировки. Жуткие мысли вновь терзали его, но теперь не давили на мозг, как раньше, не вызывали лихорадку – на этот раз это была просто боль, которая обычно бывает смертельной, но не для него и не сейчас. Возможно, сияющий фон из звезд вокруг Земли слегка смягчал его злость, что не вызывало мучения, а лишь наталкивало на свободные, здравые рассуждения.
И тут он, как раньше, представил свою страшную и мучительную смерть, и сердце вновь забарабанило в груди от страха. Вдобавок ко всему, он вспомнил, что находился на борту непроверенного в долгих полетах космического корабля, и начал представлять его сложнейшие системы
А ведь в детстве ему казалось, будто он не боится смерти. Он видел смерть тысячи раз в фильмах и видеоиграх, в них она ничего не значила и совсем не пугала; когда непобедимый главный герой ловко и искусно лишает жизни эпизодического отрицательного персонажа, бросив остроумную шутку, создается впечатление, будто жизнь и вправду ничего не стоит. Следовало бы снять фильм, где этот отрицательный персонаж играл бы главную роль, где бы рассказывалась история его жизни со всеми плохими и хорошими моментами. Какие чувства вызвала бы его внезапная и бессмысленная смерть у зрителя? Наверное, не самые приятные. Алексей впервые задумался над этим примерно в возрасте пятнадцати лет, когда двоюродный брат его друга, Тимофея, погиб под колесами поезда. Алексей встречался с этим всегда веселым и жизнерадостным парнем несколько раз и, хоть и не успел привязаться к нему, но уже симпатизировал за его неповторимое, бьющее ключом остроумие. И вдруг, его не стало…. Трудно уместить в голове смерть знакомого человека. “Кто-то не боится ее, потому что не думает о ней, просто не понимает, что она рядом; даже тот, кто всегда настраивается на худшее, порой забывает о самом худшем, что может произойти…”, - Алексей, будто репетировал какую-то важную речь, как мог искусно подбирал выражения для своих мыслей.
– “Умирающий лишается всего, для него все заканчивается, и ничего не начинается, следовательно…, смерть сродни концу света, - в глазах Алексея, что были в тридцати сантиметрах от разряженного, непригодного для жизни пространства, маленькими белыми огоньками отражались звезды, - а тот, кто не ценит свою жизнь – самый никчемный и в то же время опасный человек. – Земля вращалась перед ним, ослепляя своим голубым сиянием и даже излучая странное, едва ощутимое тепло. – Маленькая, теплая, глупая планета, красивая, но обреченная… Как хочется увидеть тебя изнутри еще разок, увидеть то, чего не видел раньше, должно ведь быть в тебе что-то, ради чего стоит жить. В противном случае, мы захлебнемся в собственной злости…”
Алексей перестал смотреть боевики, играть в жестокие видеоигры и даже убивать тараканов, потому что нашел свой ответ на вопрос о смысле жизни. Каждый мало-мальски развитый организм борется за свою жизнь одинаково, то есть в полную силу, потому что жизнь для него стоит всего, что он имеет. И все же есть среди людей ненормальные, которые не ценят свою жизнь, а чужую и подавно, их жизнь ничего не стоит, и это нерушимый факт. И чья же жизнь после этого дороже, человека или голубя, или, может быть, таракана? Ответ сложен, но Алексей сделал предположение, что равны все, мы убиваем насекомых только потому, что можем, потому что мы сильнее и наши законы этого не запрещают. Но в оправдание этому всплывает тот факт, что наше сознание куда богаче, ведь иное животное принимает реальность такой, какая она есть, не строит планы, не мечтает о мире, любви и бессмертии; умирая, оно не думает о том, сколько слез над ним прольется… А человек думает, если он, конечно, не последний эгоист. Может быть, именно так люди определили свое право убивать представителей других видов.
Алексей порой считал, что боится смерти больше, чем кто-либо на Земле, и даже в те редкие тяжелые моменты, когда чувствовал себя самым несчастным, мысль о самоубийстве ни на секунду не приходила ему в голову, вместо этого он старался представить кого-то несчастнее его. Обычно это помогало, но самое лучшее лекарство – взглянуть хотя бы на секунду смерти в лицо, тогда всяческие сомнения о смысле жизни уходят прочь.
“А ведь я, кажется, никогда не видел смерть и не был к ней близок…”, - проговорил Алексей про себя и с этой мыслью вновь сфокусировал свое внимание на отдаленной голубой планете, взгляд его был легок и спокоен, душа, казалось, уснула после долгого, изнурительного труда.
– О чем задумался, Лео? – Раздался громкий голос сквозь отдышку. Джерри прервал его размышления настолько внезапно, что Алексею показалось, будто его разбудили после крепкого сна.
– Пора сделать второй подход, - на этом он забрался под тугие ремни у стены отсека и принялся выполнять отжимания.
15 апреля 2012 года, 17 часов, 5 минут по Гринвичу, космический корабль “Прометей-1”, кабина пилотов, температура воздуха не борту 22 C.
Мария с Андреем сидели, пристегнувшись, на своих местах и спокойно управляли кораблем, думая каждый о своем. Им предстояло проверить работу всех систем для запланированного ускорения.