Возвращайся, сделав круг
Шрифт:
Я кивнул, пытаясь осмыслить сказанное. Аарх говорил медленно – акцента у него не было, он очень чисто произносил звуки, но вот с выбором слов явно возникала проблема. Легко изменить форму и скопировать язык, но как на нем объясняться существу, чьей логики и принципов мышления этот язык не отражает? Отражает… Опять это проклятое слово.
Ванда подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Семь сотен цветений немики – это около трехсот сорока лет.
Я прошипел ей «спасибо», и она вернулась за спину Аарха – оттуда ей легче было наслаждаться ситуацией, хихикая в кулачок. Отдуваться приходилось мне.
– Я буду счастлив, если ты будешь
Аарх стоял не шелохнувшись несколько минут, потом видимо «перевел» достойный ответ. Он все так же неумело улыбнулся – надеюсь, он никому не расскажет, чью идиотскую улыбку он все время копирует, – наклонился вперед и чуть влево, потом с легкостью обезьянки в невесомости сделал сальто назад и приземлился на песок уже в сидячем положении, подобрав под себя ноги. Видимо, это означало и благодарность за оказанную честь, и радость, и что-нибудь, отрази его Аарх, еще. Порывшись в кладовых своей сказочной энциклопедии, я не обнаружил подобных обычаев ни в одной из настоящих или придуманных культур. Пробел в знаниях разозлил меня еще больше. Я устало бросил Аарху очередной фрукт.
– Не отражай. Ешь. Прекрасно.
Аарх, как ни странно, взял фрукт в руки и откусил небольшой кусочек. Не успел я обрадоваться неожиданной победе, как он аккуратно достал кусочек изо рта и бережно зарыл его в песок. Следующий кусок постигла та же судьба. Ванда хихикала. Эммади тихо произнес:
– У него атрофировалась пищеварительная система. К лучшему, что он не ест.
Кивнув, я продолжил наблюдать за этим спектаклем для умалишенных, пока от фрукта не остался только огрызок, который Аарх почему-то зарывать не стал, а бережно передал мне. Я, ничего не соображая, так же бережно принял его, засунул в рот, прожевал и проглотил. После чего погладил себя по почке и провозгласил:
– Неотразимо.
Я повернулся к дройду.
– Эммади, ты же умеешь обращаться с младенцами – расскажи ему об этом мире, поплачься о наших проблемах, пожалуйся на Ванду, проиграй ему в шахматы наших врагов – займи чем-нибудь ребенка.
Я посмотрел в непроницаемое лицо Аарха и устало махнул рукой.
– Поговори с дядей. Дядя железный и умный. Как дровосек. Я – трусливый лев, пугающийся каждого ядерного взрыва у себя под носом, это – Элли, а это – Тотошка.
Я вытянул вперед руку со скуфом, и глаза Аарха снова загорелись недобрым отражательным огнем. Нет, второй скуф, к тому же неадекватный, мне нужен еще меньше, чем скрипач. Только сейчас я понял, насколько же умен и понятлив мой маленький зверек. В отличие от представителей древних сверхмудрых рас.
– Нет. Я берегу его для себя, чтобы отразить в старости. Храни свой облик.
– Храню, брат.
С этими словами Аарх обернулся и направился к Эммади. Может, он прекрасно все понимает, просто сдерживает свой смех гораздо лучше Ванды? Она даже не дождалась, пока они с роботом отошли достаточно далеко, упала мне на колени и расхохоталась вовсю. Смейся, паяц…
– Не подозревала, что из тебя выйдет такой забавный папа…
– Брат…
– Младший.
– Я кому угодно младший – мне месяца еще нет. А ему – больше миллиона лет.
– Тебя нужно было послать к вингсдорцам. Может, и не было бы Ритоцкого конфликта.
Я мрачно кивнул.
– Вообще бы ничего не было. Ни конфликта, ни Ритоца, ни Империи…
Она отсмеялась и теперь просто лежала на песке, положив голову мне
– Значит, я твой цветок?
– Да. Будешь дальше издеваться – я тебя выполю.
– Ты сегодня уже пытался.
А ведь правда – всего пару часов назад мы с ней дрались. Сражались с имперцами, бежали… Видимо, она подумала о том же – вздохнула и прекратила свои смешки. Я протянул ей обглоданный с одной стороны фрукт. Не взяла, откусила прямо так, с моих рук. Я опустил голову и коснулся губами ее волос. Только сейчас я понял, чего мне не хватало на этой пустынной планете – ее запаха, запаха свежей весенней травы. Чистого, прозрачного, как лежащая на травинках роса. Ванда задрала голову, заглянула мне в глаза.
– Ну и как это – любить цветок?
Я с какой-то отстраненной нежностью коснулся ее макушки, приглаживая растрепавшиеся волосы.
– Я правда старался в тебя не влюбиться.
Прозвучало как-то похоронно.
– Говоришь так, будто извиняешься.
– Вроде того…
Она заворочалась, зарываясь лицом в лежащую у меня на коленях куртку.
– С тобой мне кажется, что я сплю, Тим. Нет, не так – что я снюсь. Прости…
– Все в порядке.
Вот же дурацкая фраза. Все равно что плюнуть себе в салат. Ванда села, собрала в хвост запутавшиеся волосы и прислонилась к дереву. Я чувствовал ее тепло своим плечом.
– Ты не понимаешь, Тим. Можно вспоминать сказки и красивые истории, мои капризы, ширма или колпак… Сквозняки… Этот колпак, он не от сквозняков. Это чтобы Маленький Принц не забывал. Кто человек, а кто…
– Перестань. Цветок, туманность, астероид, осенний дождь, письмо без обратного адреса. Ты это ты. Если я – человек, ты – тоже.
Она грустно усмехнулась, забрала у меня надкусанный фрукт, долго вертела в руках, словно не зная, что с ним делать. Потом белые корешки, вырастающие прямо из кожи, обволокли, спеленали его, и через пару секунд втянулись обратно, оставив на ладони жухлый огрызок.
Я молча отвернулся.
«Рыбалка в дождь с племянником, вызвавшим разочарование удручающими успехами в учебе» – примерно так, Ванда, – любить тебя.
Не знаю уж, что там с цветами.
После нашего разговора я решил немного прогуляться. На этот раз обошлось без приключений.
Пока я прохаживался, Ванда куда-то пропала, а Эммади с Аархом сидели в одинаковых позах – поджав под себя ноги – и о чем-то тихо разговаривали. Я сел в стороне под тем же деревом и принялся поглощать собранные фрукты. Называть их «Рыбалкой в дождь» больше не хотелось, поэтому я вернулся к предыдущему, не менее дурацкому названию – «Радужная влага». На самом деле, эта гадость не могла претендовать на надои даже самой дохлой из радуг, возникшей после самого радиоактивного из дождей. И тут эти дожди, черт!
К тому времени, как ко мне подошли Эммади с Аархом, фрукт стал называться «Кислое отражение корня из двух, замерзшего насмерть от одиночества под дырявым навесом из прошлогодней соломы». Сокращенно – «кислятина».
– Тим, мне не удается выяснить у него некоторые вещи. Ты можешь спросить его? Как равный.
– Что ты хочешь узнать?
– Что ими двигало. Я имею в виду – всеми аархами. Зачем они это сделали?
Я флегматично ретранслировал вопрос Аарху. Тот оживился, будто смена вопрошающего приносила в беседу какие-то невероятно «прекрасные» новшества. Он весь затрясся от желания подобрать наиболее правильный ответ.