Возвращение астровитянки
Шрифт:
Мальчик отбежал подальше от автомата, пока тот не передумал, и внимательно рассмотрел пакет.
Часы как часы, только крупные. И экран матовый.
Серик аккуратно раскрыл пакет и надел браслет на худое загорелое запястье. Браслет был явно великоват, но вдруг он сам сократился и мягко охватил руку Серика. «У, шайтан!» — подумал восхищённый мальчик.
—Привет! — сказал браслет. — Как тебя зовут?
— Серик.
— Я слышал, что тебе двенадцать лет. Значит, я уже много знаю о тебе. Рассказать о себе?
— Расскажи.
— Меня зовут Инком
Неожиданный подарок всё больше озадачивал Серика.
—Ты можешь посоветовать — где в нашем арыке лучше всего ловятся сомы?
Инком помолчал, потом ответил:
— Нет. Может, посоветую что-нибудь, когда посмотрю на арык.
— А в школе ты можешь мне подсказывать?
— Нет, это мне запрещено. Могу посоветовать только насчёт домашнего задания.
— Не многое же ты можешь.
— Как только я смогу тебе что-нибудь посоветовать, то я сразу скажу тебе. Ты только скажи: что ты хочешь? Какие жизненные цели ты преследуешь?
Серик, которого очень забавлял такой разговор, расхохотался:
—Чего я хочу? Конечно, денег! Тогда бы я купил отцу новые шины к «мерседесу», потому что старые лопаются уже каждую неделю. А сам бы я сел на скоростник и отправился бы путешествовать.
Тут Серика позвал сердитый отец, который нашёл пассажиров до центра Отара и уже пять минут искал сына. Мальчик кинулся за отцом на площадь — пассажиры ждать не любят. Но эта пожилая семейная пара, возвращающаяся из гостей от внуков, совсем не возражала, что в такси поедет ещё и сын водителя. При малейших признаках неудовольствия клиентов отец отправил бы мальчика в такую жару пешком в Отар. Клиент всегда прав, шайтан его задери!
Поезд сегодня увидеть не удалось, но Серик, занятый разглядыванием доставшегося ему Инкома, забыл про скоростник.
— А тебя можно звать как-нибудь по-другому? — спросил Серик своего советчика, после того как переделал кучу домашних дел и присел отдохнуть на берегу небольшого арыка, под старой яблоней.
— Конечно, как хочешь, — ответил тот. — Люди гораздо чаще называют меня не Инкомом, а Инкой.
— Инка? — задумался Серик. — Девчоночье имя?
— И да, и нет. Так звали ещё южноамериканского царя. Великий Инка.
— Ладно, будешь Инкой, — согласился мальчик и прищурился на вечернее солнце, от которого осталась лишь горящая макушка. Пустыня уже погрузилась в полумрак, но вершины гор ещё ярко освещались красным светом заката. Это было очень красиво. Мальчик быстро забрался на яблоню, где у него был тайник, и спустился с пачкой тонких жёлтых фанерных листов. Когда-то он нашёл эти листы в пустой упаковочной коробке, и они ему очень понравились: тонкие, гладкие и пахнут невиданной в этих краях древесиной.
Он так и эдак думал — куда приспособить эти красивые золотистые фанерки, а потом его осенило — на них можно рисовать! До этого он рисовал на листах старого альбома, а когда они кончились — на чём попало, включая картон обувных коробок.
Рисовал
Он рисовал собаку Пыльку, младшую сестру, мутный арык, инопланетян из фильма, кучу жёлтых камней, мёртвую рыбу, горный хребет на горизонте.
Его восхищало появление из нескольких линий целого мира: синих гор, зарослей кизила, юрты и собаки, спящей на берегу арыка. Серик понимал, что линии на бумаге лишь помогают памяти или фантазии достроить мысленную картину. Но почему один набор линий выглядит хаосом, а другой — создаёт окно в иной мир?
Золотистые фанерки, которые цветом напоминали пустыню, залитую солнцем, оказались очень удобны для рисования: мальчик несколькими мазками широких коричневых и зелёных фломастеров придавал этому фону вид настоящей пустыни. Для гор и неба, конечно, приходилось использовать синие и голубые фломастеры.
Мальчик перебрал пачку картонок и нашёл уже нарисованный пейзаж: яблоня на фоне гор. Но картина не нравилась Серику. Как поймать игру закатного солнца на горных склонах? Он давно пытался что-нибудь придумать, но сегодня ему повезло: он смело взял оранжевый фломастер и провёл им по западным склонам. Хотя оранжевая тушь была ярче реальных закатных гор, она оживила картину, сделала её захватывающе достоверной.
Быстро темнело.
Мальчик сложил фанерные листы в пачку и собрался уже их перевязать, как раздался голос Инки:
— Не покажешь мне другие рисунки, Серик?
— Темно уже!
— Я хорошо вижу в сумерках.
Серик пожал плечами и быстро пролистал свои фанерки.
— По-моему, твои картины можно продать, — сказал Инка. — Не хочешь попробовать?
— А кто их купит? — удивился Серик.
— Посмотрим. Так ты согласен продавать свои картины?
— Конечно! Я себе ещё нарисую, — засмеялся Серик. — Как-то я рисовал на перроне, и один японский турист купил у меня картину. Розовый вокзал на фоне синих гор. Японец заплатил пять долларов! Я набрал себе и младшей сестре кучу шоколада!
— Поищу, может, кто-нибудь заинтересуется твоими работами. А что ты ещё умеешь делать?
— Я многое умею, но за это не платят, а только прикрикивают.
Тут бабушка позвала Серика и послала его за сушняком — ну очень любила старушка тандырные лепешки, зато Серик их терпеть не мог — уж очень прожорлив на дрова был этот тандыр.
Утром Серик собрался на рыбалку, заодно решив показать Инке арык: может, подскажет насчёт сомов. Идти было недалеко, и вскоре неширокий мутноватый канал встретил дорогу и повернул её в направлении своего медленного течения. Но Серик — себе на уме, он сошёл с дороги и двинулся против течения по едва заметной тропе, похожей на линию пробора между двух волн сухих травяных волос.