Возвращение Айши

Хаггард Генри Райдер

Если бы не этот неизменный сильный ветер, любое живое существо, что появилось бы на площадке, вероятно, задохнулось бы от миазмов, но его постоянный напор отгонял все миазмы к северу. Благодаря той же самой причине жар в этом холодном месте был не так силен, как можно было бы ожидать.

Глядя на это жуткое зрелище, более подходящее для Ада, чем для нашей земли, и опасаясь, как бы ветер не швырнул меня, словно палый лист, в огненное озеро, я опустился на здоровую руку и колени и, крикнув Лео, чтобы он последовал моему примеру, стал оглядываться. Я увидел на площадке ряды

молящихся коленопреклоненных жрецов в широких, напоминающих рясы одеяниях, но я не увидел ни Хес, ни Атене, ни тела мертвого Хана.

Пока я раздумывал, где они могут быть, к нам подошли несколько жрецов во главе с Оросом, который сохранял полнейшее хладнокровие среди всего этого ужаса, они окружили нас и повели по дорожке, в опасной близости от закругленного края скалы. Несколько ведущих вниз ступеней – и мы в укрытии, ибо ветер ревел теперь у нас над головой. Еще двадцать шагов – и мы в некоем подобии алькова, высеченного, вероятно, человеческими руками в боковой поверхности скалы и наполовину укрытого базальтовой крышей.

В этом достаточно большом алькове – или пещере – было уже много людей. На каменном троне восседала Хесеа в расшитой пурпурной мантии поверх полупрозрачных пелен, которые окутывали ее с ног до головы. Тут же стояли Хания Атене, старый Шаман, явно чем-то обеспокоенный, и в багровых отблесках огня покоилось обнаженное тело Хана Рассена.

Мы подошли к трону и поклонились. Хесеа сидела с опущенной на грудь головой, то ли в печали, то ли в задумчивости; в ответ на наше приветствие она подняла голову и заговорила с жрецом Оросом. Здесь, под прикрытием массивных стен, было сравнительно тихо и можно было даже разговаривать друг с другом.

– Ты благополучно привел их сюда, мой слуга, – сказала Хесеа. – Благодарю тебя. Для людей непривычных эта дорога трудна и опасна. Мои гости, что скажете вы об этой бездне, где хоронят детей Хес?

– О госпожа, наша религия говорит, что существует место, именуемое Адом, – ответил Лео. – Этот кипящий котел внизу очень походит на его раскрытый зев.

– Если и существует Ад, – ответила она, – то только тот, который мы познаем, переходя из одного существования в другое, на этой маленькой звезде, что называется Землей. Лео Винси, я говорю тебе: истинный ад – здесь! – Она коснулась рукой груди, и ее голова вновь поникла под бременем тайного отчаяния.

Немного погодя она подняла голову и заговорила:

– Уже за полночь, нам предстоит еще до наступления зари свершить все скорбные обряды. Тьма должна быть обращена в свет, а свет может быть преображен в вечную тьму.

– О владычица! – обратилась она к Атене. – Твой господин будет погребен в этом святом месте: это его наследственное право; его останки, как и останки всех его предшественников, станут пищей для священного огня. Орос, мой служитель, призови Обвинителя и Защитника, вели им открыть свои книги, дабы я могла свершить суд, даровать его душе новую жизнь или осудить ее на вечную смерть.

О Жрец! Судилище начинается!

Глава XV. Второе испытание

Орос поклонился и ушел. Хесеа знаком велела, чтобы

мы встали по правую от нее руку, а Атене – по левую. С обеих сторон тихо подходили все новые и новые жрецы и жрицы в капюшонах и выстраивались вдоль стен; их собралось уже около пятидесяти. Затем появились две фигуры в черных одеждах и масках, с пергаментными книгами в руках; они встали по обе стороны от покойника, тогда как возвратившийся Орос стоял у него в ногах – лицом к Хесеа.

Она подняла систр, и, повинуясь ее велению, Орос сказал:

– Откройте книги.

– Обвинитель – он стоял справа, – сломав печать, приступил к чтению. Последовало перечисление грехов покойника, такое полное, как будто за ним неусыпно наблюдала его собственная совесть. Бесстрастно, во всех ужасающих подробностях рассказывалось о дурных поступках и злодеяниях, совершенных Ханом в детстве, юности и в зрелые годы; их описание производило поистине удручающее впечатление.

Я слушал в изумлении: какой тайный соглядатай мог с такой дотошностью проследить всю его жизнь; и еще я с содроганием думал, какие тяжкие обвинения могут быть выдвинуты против любого из нас, если бы мы были под таким надзором с колыбели до самой могилы; тут я вспомнил, что грехи запечатлевают писцы еще более бдительные, чем служители Хес.

Долгое перечисление подошло наконец к заключению. Обвинитель поведал об убийстве вельможи на берегу реки; о заговоре против нас, без каких-либо оправдательных причин; затем о том, как он пытался затравить нас псами и чем закончилась эта жестокая охота. Окончив чтение, Обвинитель закрыл книгу и бросил ее на пол.

– Таковы записи, о Мать, – провозгласил он. – Пусть же твоя мудрость подведет окончательный итог.

Ничего не ответив, Хесеа показала систром на Защитника, и он тоже сломал печать и приступил к чтению.

В его перечислении упоминалось обо всем добром, что совершил Хан, о каждом сказанном им благородном слове, каждом благородном поступке, о замыслах, которые он осуществил для блага своих подданных, об искушениях, которые ему удалось побороть, о его истинной любви к жене, о его молитвах и приношениях храму Хес.

Далее говорилось о том, как его ненавидела жена (имя ее не упоминалось), как она и колдун, который ее вырастил и выпестовал, ее родственник и наставник, подбивали других женщин, чтобы те его соблазняли: таким способом они надеялись отделаться от него. И о том, как они опоили его ядовитым зельем, которое лишило его рассудка, посеяло зло у него в сердце и своим губительным влиянием отвратило от той, чьей любви он все еще хотел.

Однако там отмечалось, что тягчайшие из своих преступлений он совершил по наущению жены; она всячески стремилась опорочить его в глазах подданных, которых он притеснял по ее же внушению; именно ревность к ней заставляла его поступать жестоко и подло, хуже всего, что он предательски нарушил закон гостеприимства, напав на ни в чем не повинных людей, от рук которых он и пал.

Окончив чтение, Защитник закрыл книгу и бросил ее на пол.

– Таковы записи, о Мать, – провозгласил он. – Пусть же твоя мудрость подведет окончательный итог.