Возвращение блудного мужа (сборник)
Шрифт:
И, сделавшись от восторга еще словоохотливее, людиновец вывалил на Сашу целый ворох сведений самого разнообразного свойства. Он сообщил, что раньше, при советской власти, был начальником автохозяйства и членом бюро райкома, а теперь владеет двумя шиномонтажными мастерскими и живет вполне прилично: построил дом, закупил недавно итальянские вулканизаторы, но бардак в стране его просто убивает. В Москву же он приехал, чтобы показать знающим людям свой трактат о том, что только крепкая семья спасет Россию. А сюда, на передачу, прорвался именно потому, что здесь-то как раз и можно встретиться со знающими и влиятельными людьми,
– Ох, вас не было! – восхищенно докладывал людиновец. – Явилась одна! Про свои шуры-муры с зятьком рассказывала! Ох, баба! Я бы и сам такую тещу… А вы сколько дали?
– Чего?
– Денег.
– Зачем?
– Чтобы на передачу пустили. Я – сто долларов!
– Я – ничего…
– Наверное, москвичам бесплатно, – вздохнул людиновец и продолжил рассказ: – После обеда обсуждали одного козла, который сына у жены умыкнул и в Сибирь увез… А сейчас будет – «Я ушел от жены…».
– Как? – обомлел Калязин.
– Как уходят – с вещичками, – разъяснил мужичок.
Но Саша уже не слушал его, а гневно думал о том, что Гляделкин нарочно подстроил ему эту передачу, придумав распространителей из Сибири. Но зачем? Как – зачем? Жаба его душит, что Инна теперь с ним, с Калягиным. Вот и мстит, мерзавец!
Тем временем из толпы ожидающих вынырнула немолодая дама в кожаном брючном костюме с органайзером в руках. Ее лицо показалось Саше знакомым. Она явно кого-то выискивала в толпе. Поколебавшись, дама подошла к Калягину:
– Простите, вы, случайно, не из издательства «Маскарон»?
– Да.
– Александр Михайлович?.. – Она заглянула в органайзер. – Калязин?
– К вашим услугам.
– Замечательно! А то наш ассистент вас на входе прозевал. Я – Нина Трусковецкая, редактор передачи. – И она протянула ему руку.
– Очень приятно!
Ее пальцы были так густо унизаны кольцами и перстнями, что Калязину показалось, будто он пожал стальную рыцарскую перчатку.
– «Энциклопедию семейных тайн» не забыли?
– Нет. – Саша похлопал по полиэтиленовому пакету.
– Только очень коротко. А то рекламщики меня убьют. Скажут: «джинса»…
– Что?
– Левая реклама. Стойте здесь и никуда не уходите! – приказала Трусковецкая и умчалась, мелко подергивая бедрами.
Саша глянул на людиновца и обнаружил, что тот смотрит на него со священным трепетом:
– Вы из издательства?
– Да.
– Вот повезло! Я понимаю, вас интересуют в основном пищевые продукты. Но в моем трактате есть большой раздел о семейном питании! Сейчас покажу…
– Почему продукты? – удивился Саша.
– Ну как же! Издательство ваше «Макарон» называется?
– «Маскарон».
– А что это?
– Каменная маска на фасаде дома…
– Тем более! – обрадовался людиновец. – У меня тут даже чертеж идеального дома для семьи есть…
Пока он, сопя, извлекал из портфеля трактат, Калязин злорадно подумал о том, что завтра обязательно расскажет про этот «макарон» Гляделкину, чрезвычайно гордившемуся редкостным названием своего издательства.
– Вот! – Мужичок наконец достал из портфеля толстенную красную папку. – Десять лет писал! – гордо доложил он. – С двумя женами из-за этого развелся…
– Видите
– Не волнуйтесь! Я заплачу, – пообещал людиновец и полез в боковой карман.
Выручила Трусковецкая – она внезапно выскочила из толпы и подбежала к Саше. Лицо ее было перекошено ужасом:
– Что вы со мной делаете, Александр Михайлович!
– Я?!
– Вы давно уже должны сидеть во втором ряду с экспертами!
Она схватила Сашу за рукав, протащила сквозь толпу и поволокла по лабиринту узких проходов между фанерных перегородок, с которых свисали клочья разноцветной материи. Наконец они оказались в ярко освещенной студии. Посредине высился круглый подиум. На нем стояли три массивных кресла, а рядом – большой розовый куст в керамической кадке. Розы, судя по всему, были искусственные. С одной стороны подиума возвышался сложно изломанный задник с переливающейся огромной надписью «Семейные катастрофы». Причем гигантская буква «А» представляла собой довольно сложную конструкцию. Верхний треугольник являлся отверстием в человеческий рост, а нижняя, трапециевидная часть циклопической буквы образовывала лестницу, по которой, очевидно, спускались к зрителям герои ток-шоу. С противоположной стороны был амфитеатр, составленный из желтых пластмассовых сидений. По сторонам съемочной площадки на специальных возвышениях торчали две камеры, и возле них возились операторы с большими наушниками на головах. Третья камера была укреплена на длинной – метров шесть – ажурной стреле вроде тех, что бывают у передвижных подъемных кранов. Благодаря какой-то хитрой механике два паренька управляли стрелой таким образом, что камера плавно перемещалась по всему подиуму и зрительному залу.
Трусковецкая усадила Сашу во втором ряду между тяжко дышавшим толстяком в массивных очках и крашеной блондинкой, одетой почему-то в генеральскую форму времен Отечественной войны 1812 года.
– Знакомьтесь, наши эксперты! – представила Нина. – Великий магистр белой магии Данилиана Юзбашьянц.
– Великий магистр высшей белой магии! – строго поправила Данилиана и кивнула.
– Конечно, великий и, разумеется, высшей… – поправилась Трусковецкая. – Извините!
– Калязин… – отрекомендовался Саша.
– А это профессор сексопатологии Константин Сергеевич Либидовский.
– Калязин… Издательство «Маскарон». – Саша пожал мягкую влажную руку сексопатолога.
– Это у вас выходила книжка Хуппера «Алиса в Заоргазмье»? – спросил он, борясь с одышкой.
– У нас.
– И напрасно. Хуппер не сексопатолог, а шарлатан.
Зал тем временем заполнился. Подбежал патлатый паренек и показал, как следует держать микрофон, если захочется что-нибудь сказать, – не далеко ото рта, но и не впритык.
– Скажите что-нибудь! – приказал он Калягину.
– А что я должен сказать?
– Звук нормально! – раздался зычный голос откуда-то сверху, и паренек умчался.
Следом появилась девчушка в клеенчатом передничке. Обмакнув в пудру большую кисточку, она легко обмахнула лицо Калягину, потом долго возилась с потной физиономией Либидовского. К Данилиане гримерша даже не притронулась, ибо над недвижным лицом магессы уже основательно поработал даже не гример, а, наверное, скульптор.
– Будем начинать! – распорядилась Трусковецкая и спросила в микрофон: – Что со светом?