Возвращение блудного мужа
Шрифт:
— Я все обдумал и принял решение, — закончил Калязин и, гордясь тем, что ни разу не сбился, потянулся за шампунем.
— Какое решение?
— Я хочу пожить один. Без тебя…
— Ну и сволочь ты, Сашка! — прошептала Татьяна и швырнула в мужа носки, которые, не долетев, поплыли по воде. — Уходи! Собирайся и уматывай!
Она выскочила из ванной, так хватив дверью, что осыпалась штукатурка.
Вытершись, расчесав влажные волосы и ощутив некоторое сострадание к оставляемой жене, Саша зашел на кухню. Татьяна плакала, уставившись в окно. Стекло от появления
— У тебя кто-то есть? — спросила она.
— Н-нет… Просто наш брак исчерпан!
— Есть… Я догадалась. Молоденькая?
— Никого у меня нет. Просто я хочу жить один.
— Саша, Саша, — она подошла и ледяными пальцами схватила его за руки. — Зачем? Не делай так! И перед Димкой неудобно… Он же только женился…
— При чем тут Димка?
— Ну-у, Са-аша! — снова заплакала она, некрасиво скособочив рот. — Я же не смогу без тебя… Что я буду делать?!
— Квартиры менять! — бухнул он и подивился своей безжалостности.
— За что? За что мне это? Са-аша! Какой ты жестокий!.. Саша… Ну, ладно… Пусть будет она. Пусть! Я не заругаюсь… Только не уходи!
— Я принял решение! — повторил он, чувствуя, что от этого неуклюжего слова — «не заругаюсь» — сам сейчас расплачется.
На мгновение ему вдруг показалось: это и есть выход. Татьяна, гордая, ревнивая Татьяна разрешает ему иметь любовницу, в голове даже мелькнула нелепая картина тройственного семейного ужина, но уже был раскручен веселый маховик разрушения и сердце распирал восторг мужской самостоятельности, забытой за двадцать три года супружества.
— Саша! — взмолилась она.
— Нет, я ухожу…
Жена побрела в спальню и упала на кровать. Когда зазвонил телефон, она даже не шелохнулась. Калязин снял трубку — и дрожащий старческий голос попросил позвать Татьяну Викторовну.
— Тебя! — сообщил Саша.
Но она лишь еле заметно качнула головой.
— Татьяны Викторовны нет дома.
— Странно. Она сама просила меня позвонить… Это Степан Андреевич. Передайте ей, что я согласен постелить вместо паркета линолеум…
На следующий день он ушел рано, даже не заглянув в спальню. А в обед позвонил приятель-журналист и сообщил, что едет в Чечню.
— Чего ты там не видал? — удивился Калязин.
— Командировка. Обещали автомат выдать. Мужская работа. Ты-то хоть помнишь тяжесть «акээма» на плече?
— Не помню…
— Ну, конечно, тебя только Инкины ноги на плечах интересуют. Вот так мы Империю и профукали.
— А можно без пошлостей?
— Можно, но скучно… Черномырдина на забывай кормить! Если похудеет, откажу от дома. Понял? Ключи оставлю, где обычно…
— Понял, спасибо! — и, бросив трубку, Калязин метнулся в приемную к Инне. — Сегодня едем в Измайлово! — шепотом доложил он.
— Но мы там были позавчера! — удивилась она, привыкшая к строгой еженедельности их свиданий.
— Открылись новые обстоятельства!
Девушка
Когда Инна с обычной неохотой встала, чтобы идти в душ, Калязин тихо попросил:
— Не надо!
— Милый, но мы же не можем здесь остаться?
— Можем…
— Ты… Сделал это?
— Да, я сделал это! — рассмеялся он и изобразил зачем-то идиотский американский жест: — Й-е-е-ссс!
— А она?
— Она согласна, чтобы у меня была любовница!
— Зато я теперь не согласна, чтобы у тебя была жена…
Сказав это, Инна посмотрела на него с той строгой неприступностью, какую напускала на себя только в издательстве.
— Ты останешься? — жалобно спросил он.
— Завтра.
Одному на новом месте Саше спалось плохо, а вдобавок привиделась какая-то чертовщина: будто бы среди ночи вернулась Инна, тихонько легла рядом, и он стал нежно гладить ее в темноте, а потом вдруг с ужасом обнаружил, что от привычного шелковистого эпицентра нежная шерстка стремительно разрастается, покрывая все девичье тело. Утром он обнаружил рядом спящего Черномырдина.
К вечеру следующего дня Калязин заехал домой за вещами. Татьяна все так же неподвижно лежала на кровати и не брала трубку звонившего не переставая телефона. Казалось, она вообще за эти двое суток не вставала. На столе осталась грязная посуда, чего никогда прежде не было, а в пустой ванне так и валялись все еще мокрые носки.
— Я пошел! — сообщил Калязин, заглянув в спальню с большой спортивной сумкой, с которой Димка, занимавшийся легкой атлетикой, ездил на сборы.
Но Татьяна даже не пошевелилась.
Инна ждала его в машине, и они помчались в Измайлово.
Но и в эту ночь уснуть им вместе не удалось. Иннина мать с отчимом уехали на юг и оставили на нее шестилетнюю сестру. В течение двух недель каждый вечер Инна уезжала от него, а добравшись до дома, звонила — и они говорили, говорили до глубокой ночи. О чем? А о чем говорят люди, для которых главное — слышать в трубке голос и дыхание любимого человека?
Как-то он лежал в постели и, заложив руки за голову, с привычным упоением наблюдал Иннин стриптиз наоборот. А она, зная эту его слабость, специально с расчетливой грацией медлила, затягивала одевание, придумывая разные волнительные оплошности:
— Ой, я, кажется, трусики забыла надеть… Ах, нет, не забыла… Слушай, а может, мне вообще лифчик не надевать?
— Тебе можно! — блаженно кивнул он, по-хозяйски восхищаясь ее маленькой круглой грудью с надменно вздернутыми сосками.