Возвращение Борна
Шрифт:
Теперь Спалко открыл для себя правду относительно Зины. Правду, которой не знал раньше и которую вряд ли знает Хасан Арсенов, а если ему сказать – все равно не поверит. Наблюдая, как Зина вытягивает из беззащитного наемника нужную информацию, Спалко понял: она сможет обойтись без Арсенова, а вот он без нее – никак.
Борн проснулся от звуков музыкальных гамм и аромата свежесваренного кофе. Некоторое время он находился между сном и бодрствованием. Он знал, что лежит на диване в квартире Аннаки Вадас, укрытый стеганым
– Который час?
– Около полудня, – ответила женщина, не прекращая играть переливчатые гаммы.
– Боже святый!
– Да, как раз в это время я начинаю репетировать, так что вы проснулись вовремя. – Аннака заиграла мелодию, которая казалась Борну знакомой, но он никак не мог вспомнить, что это за произведение. – Откровенно говоря, проснувшись, я решила, что вы отправились к себе в гостиницу, но вот заглянула сюда и застала вас здесь, спящим сладко, как младенец. Поэтому я пошла на кухню и сварила себе кофе. А вы хотите?
– Еще как!
– Тогда вы знаете, куда идти и что делать.
Ее голова была повернута в сторону Борна, и женщина не отвернулась, когда, вылезя из-под гагачьего одеяла, он натягивал штаны, а затем рубашку. Сначала он отправился в ванную комнату, а закончив умываться – на кухню. Когда Борн наливал себе кофе, из гостиной раздался ее голос:
– У вас красивое тело, хотя на нем, пожалуй, многовато шрамов.
Борн безуспешно искал сливки, но хозяйка квартиры, по-видимому, предпочитала черный кофе.
– Они придают мне героический вид, – ответил он.
– Даже тот, который у вас на шее?
Роясь в холодильнике, Борн не ответил, однако рефлекторным движением положил руку на рану и словно снова ощутил заботливые прикосновения рук Милен Дютронк.
– Эта рана совсем свежая, – снова заговорила Аннака. – Откуда она?
– Мне пришлось вступить в схватку с одним очень сильным и очень злым существом, которое находилось в очень плохом настроении.
Аннака поерзала, поудобнее устраиваясь на скамеечке.
– Кто-то пытался вас задушить.
Борну наконец-то удалось найти сливки. Долив их в чашку с кофе, он добавил туда же две чайные ложки сахара, размешал и сделал первый глоток. И только после этого, вернувшись в гостиную, ответил:
– Злость способна толкнуть человека на любой шаг, разве вы не знаете?
– Откуда мне знать! Я не являюсь частью вашего жестокого мира.
Стоя рядом с роялем, Борн поглядел на сидящую Аннаку сверху вниз.
– Однако вчера вы намеревались меня застрелить, или запамятовали?
– Я никогда ничего не забываю, – отрезала женщина.
Было видно, что его слова саднят ей душу, но какие именно? Может быть, напоминание о вчерашнем дне, когда на ее глазах был безжалостно убит отец? Так или иначе, Борн счел за благо переменить
– Ваш холодильник напоминает пустыню, – заметил он.
– Я редко ем дома, – ответила Аннака. – В пяти кварталах отсюда есть прекрасное кафе.
– Может, наведаемся туда? – предложил Борн. – Я умираю от голода.
Женщина уселась поудобнее, и, отвечая на это движение, скамеечка у рояля негромко скрипнула. А затем гостиную наполнили аккорды ноктюрна Шопена в си-бемоль миноре. Звуки поплыли по квартире, кружась, как листья, опадающие золотым осенним днем. Борн удивился тому, какое огромное наслаждение доставляет ему эта музыка.
Постояв с минуту, он подошел к небольшому секретеру и открыл стоявший на нем компьютер Аннаки.
– Не надо, – сказала она, не отрывая глаз от нот, – вы меня отвлекаете.
Борн сел у секретера, купаясь в волнах изумительной музыки.
Когда ноктюрн был закончен и последние ноты все еще отдавались эхом в разных уголках квартиры, Аннака встала из-за рояля и вышла на кухню. Борн слышал, как в дно мойки ударилась тугая струя. Вода текла долго – видимо, женщина ждала, пока она станет холоднее. Затем хозяйка квартиры вернулась со стаканом воды и осушила его, не отрываясь. А пока она пила, Борн со своего места у секретера рассматривал изысканный изгиб ее шеи и несколько небрежно выбившихся из прически локонов цвета начищенной меди.
– Вы вчера показали себя просто молодцом! – похвалил ее Борн.
– Кстати, спасибо за то, что помогли мне спуститься с тех кошмарных карнизов, – потупилась Аннака, словно желая показать, что не заслуживает его похвалы. – Я за всю свою жизнь так не боялась.
Они сидели в кафе с хрустальными люстрами, бархатными кушетками и матовыми конусами бра на стенах из вишневого дерева. Столик, за которым они устроились, располагался у окна в дальнем конце почти пустого в этот час кафе, так что все помещение просматривалось, как на ладони.
– Сейчас меня больше всего тревожит то, что за квартирой Молнара наблюдали, – озабоченно проговорил Борн. – Ничем иным столь… гм… своевременный приезд полиции объяснить невозможно.
– Но зачем кому-то понадобилось наблюдать за квартирой?
– Чтобы знать, когда мы там окажемся. С тех пор как я приехал в Будапешт, за мной постоянно кто-то следит.
Аннака бросила нервный взгляд в окно.
– А сейчас? От мысли о том, что кто-то следит за моей квартирой, за нами, у меня мурашки по коже бегут.
– От вашей квартиры и до этого места за нами никто не следил, я в этом убедился. – Принесли их заказ, и Борн умолк, а после того как официант удалился, продолжил: – Вспомните, какие предосторожности мы предприняли вчера, после того как улизнули от полиции. Поехали в разных такси, дважды меняли направления.
Аннака кивнула.
– Я тогда слишком устала, чтобы противиться вашим странным инструкциям.
– Никто не знает, куда мы поехали и что теперь мы – вместе.
– И на том спасибо, – проговорила она с глубоким вздохом облегчения.