Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
Её уважение к барону возросло ещё больше.
– Вам совершенно не в чем извиняться, дорогой хозяин. Как говорится в мудрой народной поговорке – «у каждого в шкафу спрятан свой скелет».
Если раньше эта поговорка и не была известна барону, кивком он всё равно подтвердил своё согласие.
– Во-всяком случае, одним подонком на этом свете стало меньше. – раздумчиво продолжила Катарина свою мысль, – И, уж извините, угрызений совести я по этому поводу не испытываю…
– Вы удивительная женщина. – произнёс вдруг совсем другим тоном барон, – Вы
Катарина покосилась на Пьера, издавшего какой-то подозрительный звук. Впрочем, лицо этого хитреца было скрыто капюшоном-маской. На его счастье.
– Да, дорогой барон, разумеется, я сделаю это. Но, если вы не возражаете, всё же лучше в несколько более подходящей обстановке… – открыто отказать она не могла, да и, наверное, правильней будет всё же кое-что рассказать этому мужественному мужчине. Он должен хотя бы приблизительно представлять, какую бочку с порохом заполучил под своё крылышко. И теперь, похоже, надолго…
– Разумеется! – вот он опять очень обаятельно смутился, – Разумеется. Прошу прощения за неуместное любопытство… Я буду ждать столько, сколько вам угодно!
45
Назад в комнату барона они добрались без происшествий, также никого не встретив, если, конечно, не упоминать Марии, всё так же нёсшей бессменную вахту у проёма. Она всё ещё всхлипывала и тёрла покрасневшие глаза, и сочувственно смотрела на барона. Тот, заметив это, снова смутился. Но только кивнул, прощаясь. Катарина с подозрением взглянула на няню.
Она почувствовала это. Что-то незримое, но уже связавшее Марию с бароном.
Тот, задумчиво молчавший всю обратную дорогу, в своей комнате всё же вынужден был присесть на постель. Тогда Катарина налила ему большой бокал вина. Подумав, налила и себе. Стянула капюшон, села рядом с ним.
Несколько минут они так и сидели молча. Барон допил вино, глядя в пустоту.
Затем, наверное, результаты его раздумий всё же немного успокоили его мятущуюся и скорбящую душу. Настоящего бойца ничем не сломить…
Конечно, он не мог не спросить, как проник в тайны подземелий его замка, и как мог так вольготно действовать мерзавец.
Катарина рассказала ему о результатах допроса, о выходе в заросшем овраге, о каморке под чердаком и о случае с колбасой.
– Поражаюсь я вашему мужеству и находчивости, дорогая Катарина. Как, впрочем, и вашей одежде… Магда рассказала мне о вашем странном заказе. Неужели вы смогли сшить всё это сами, и за один день?
Понимая, что барону нужно несколько отвлечься, Катарина рассказала, как они с Марией потратили полдня на боевую одежду. Про то, откуда взялась сама идея, она, впрочем, даже не заикнулась. А тактичный барон пока не спросил.
– Но теперь нужда в ней отпала, и мы сожжём её, чтобы не нарушать ход истории.
– Что вы имеете в виду? – в уме барону ну никак нельзя было отказать: он сразу ухватился за её промах, – Какой ход? Какой истории?
Катарина не колебалась
– Это просто такое образное выражение. Присказка. Оно, как и эта боевая одежда, происходит из далёкой страны. И я считаю, что совершенно незачем показывать её здесь кому бы то ни было – чтоб никто не мог использовать её… Не во благо.
– Хм… – протянул задумчиво барон, – Не хотел бы я оказаться в стране, где применяется такая одежда. И приёмы маскировки, – он передёрнул плечами, – и боевые навыки. Похоже, они намного превосходят наши… Но откуда, чёрт возьми, всё это стало известно вам? Где вы научились?
Ох уж этот барон. Вечно зрит в корень. И такой обаятельный – ну как ему откажешь… Да ещё в такой момент. Правда, время слегка поджимает, но уж пару фраз…
– Что ж. Когда-нибудь я расскажу вам и об этом. Но кое-что могу сказать и сейчас: вы правы. Боевое искусство этой страны сильно отличается от нашего, так же, как и оружие. Однако к сожалению… э-э… Вернее, к счастью, дорога в эту страну слишком сложна и далека. Иначе все так называемые цивилизованные страны давно почувствовали бы тяжёлое ярмо на своей шее!
– Вот даже как… Но вы, вы-то как там оказались? И почему Анриетта никогда ничего мне об этом не писала?
– Мне очень жаль, дорогой барон, но я не вправе сейчас раскрывать наши маленькие семейные тайны. – нашлась тут же Катарина, удивлённая тем фактом, что мать, судя по-всему, поддерживала активную переписку с бароном. Такая связь предполагала, помимо старой любви, и что-то ещё… Но что? Быть может, барон сейчас тоже проговорился? Ничего, она ещё успеет подумать над этим. Пока же она продолжила:
– Я, конечно, никуда не ездила, напротив, ко мне кое-кто приезжал… Но, надеюсь, вы поймёте меня правильно – я не хотела бы пока сильно распространяться о своих талантах и освоенном мною искусстве выживать. Прошу вас, мессер барон – вы ведь не обидитесь на меня, если мы поговорим обо всём этом… Позже?
– О, дорогая моя! Вы полная хозяйка в моём сердце и моем замке! И если вы вообще никогда не расскажете об этом, я ни в коей мере не обижусь! И простите вы меня – я, конечно, слишком любопытен… Да и кто не был бы заинтригован на моем месте! – с этим ей трудно было не согласиться, – Но я всё же допустил непростительную бестактность, пытаясь расспросить вас о том, что меня ни в коей мере не касается!..
Просто не смог удержаться, чтоб не спросить!..
А обижаться на вас – на вас! – я просто не в состоянии! Ведь вы совершили такое!.. Я даже сейчас думаю об этом с содроганием: что было бы, если бы по моему недогляду – преступному недогляду! – с моими гостями что-нибудь…
Ах, Катарина… Вы оказали мне, да и всем живущим в этом замке столь неоценимую услугу, что степень моей благодарности просто невозможно передать словами! И если есть что-то, что я могу сделать для вас – умоляю, скажите, не стесняясь ничего. Я даю вам слово фонХорстмана: всё будет сделано!