Возвращение домой
Шрифт:
Люк обнял ее и улыбнулся.
– Добро пожаловать домой.
Они вышли из дома поискать дров и еще чего-нибудь, что может пригодиться в хозяйстве. На задворках обнаружился маленький полуразрушенный сарайчик, но в нем нашлась лишь проржавевшая лопата и больше ничего. К счастью, на земле в изобилии валялись сухие ветки, так что топор им пока был без надобности.
Из темноты доносился слабый звук бегущей воды. Гласс взяла Люка за руку и потащила в ту сторону. Оказалось, что дом с трех сторон окружен деревьями, но одна из его стен была обращена к сбегающему к реке склону.
– Глянь, – сказал Люк,
– Это лодка, разве нет? – сказала Гласс, подходя поближе к воде и дотрагиваясь пальцем до загадочного предмета, почти такого же холодного, как металл. Когда-то он был белым, но большая часть краски облупилась, и осталась лишь ржавчина. Гласс заглянула внутрь лодки и увидела, что на дне у нее лежит весло. – Как ты думаешь, она еще работает?
Люк тоже заглянул в лодку сбоку.
– Непохоже, чтобы там был двигатель, вроде бы у нее есть только весло, и все. Полагаю, что, раз она еще на плаву, значит, работает. – Он повернулся к Гласс и улыбнулся. – Может быть, когда заживет мое запястье, мы ее испытаем.
– Ну у меня-то оба запястья здоровы. Или ты думаешь, что я не справлюсь?
Люк приобнял ее одной рукой.
– По-моему, нет ничего такого, с чем не справилась бы такая отважная покорительница открытого космоса, и ты прекрасно это знаешь. Мне просто кажется, что было бы гораздо романтичнее, если бы я пригласил тебя на лодочные катания.
Гласс прижалась к его боку.
– Звучит просто замечательно.
Они постояли еще минутку, глядя, как рябит и дробится на воде лунная дорожка, и ушли в дом.
С помощью прихваченных в лагере спичек Люк развел в очаге небольшой огонь, а Гласс тем временем изучала их небогатый запас пищи – они сочли неловким взять еды больше чем на несколько дней.
– Ошалеть можно, – проговорила Гласс, передавая Люку сухофрукты. – Это как в сказке – дом среди лесов.
Люк сделал несколько глотков воды из фляги и передал ее Гласс.
– Хотел бы я знать, что случилось с теми, кто тут жил. Погибли они во время Катаклизма или эвакуировались? – Он осмотрелся. – Все выглядит так, будто хозяева ушли отсюда в спешке. – Однако тоскливая нотка в его голосе говорила за то, что он думает так же, как Гласс.
– Похоже, воспоминания все еще живут в этом доме, хотя его хозяев уже нет.
Выросшему на космическом корабле человеку вера в призраков кажется самой глупой вещью на свете. Но на Земле, в этом домике, Гласс начала понимать, как можно верить в чье-то незримое присутствие.
– Ну тогда мы просто обязаны заменить местные печальные воспоминания на счастливые, – с улыбкой сказал Люк, обнимая Гласс. – Разве ты не согрелась у огня? Не хочешь снять куртку?
Гласс хитро улыбнулась, когда он принялся расстегивать ее куртку. Она закрыла глаза, и Люк начал целовать ее, вначале нежно, а потом все более страстно. Но как бы ей ни хотелось забыться, она не могла избавиться от гнусного голоска,
От душевной боли не избавиться, ее нельзя взять и стереть. Приходится нести ее с собой. Всегда.
Ритмичное дыхание Люка было как колыбельная. Голова Гласс, лежавшая на его груди, поднималась и опускалась в ритме его дыхания. Она всегда завидовала его способности быстро засыпать и спать «сном праведника», как называла это ее мама. Сама Гласс не могла уснуть, для этого у нее слишком уж кружилась голова. Ей хотелось бы наслаждаться присутствием Люка, но стоило ей посмотреть на любимого, как в сердце поднималась сильная, острая боль. Им не так много осталось. Совсем скоро Гласс порвет с ним; нужно успеть это сделать до того, как Люк раскроет ее тайну, которая приведет их обоих к гибели.
На глаза Гласс навернулись слезы, и она порадовалась, что Люк не может видеть ее лица. Он не знал, что совместное будущее не сулит им ничего, кроме боли и скорбей. Чтобы успокоиться, она сделала несколько глубоких вдохов.
– Ты в порядке, малышка? – сиплым со сна голосом пробормотал Люк.
– Да, – шепнула она.
Не открывая глаз, Люк крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку:
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. – Она смогла сказать это недрогнувшим голосом.
Буквально через пару секунд Гласс поняла по ритму его дыхания, что он снова погрузился в сон. Она взяла его руку и положила себе на живот, кожей ощущая ее тепло и глядя на его спящее лицо. Во сне он всегда выглядел как мальчишка, его длинные ресницы легонько касались щек. Если бы она только могла рассказать ему об их ребенке, который рос у нее внутри сейчас, когда они вот так лежали рядом.
Но он никогда об этом не узнает. Гласс всего семнадцать, и у нее есть шанс на помилование, несмотря на нарушение Доктрины Геи, а вот Люка в его девятнадцать наверняка отправят в открытый космос без скафандра. Суд будет коротким, и его казнят. Гласс должна оставить Люка, порвать с ним все контакты, чтобы Совет не мог его найти, проверяя ее связи.
– Мне так жаль, – шептала Гласс, и слезы катились по ее щекам. Она не могла понять, за кого из них двоих ее сердце болит сильнее.
Люк вздохнул во сне. Гласс подвинулась и прижала руку к его щеке. Хотелось бы ей знать, что ему снится! Во всем этом хаосе, когда за бегством из Колонии немедленно последовала отнюдь не мягкая посадка, у них совершенно не было времени поговорить об их ужасной ссоре на корабле. А может быть, Люк не хотел о ней говорить.
Гласс, пока могла, скрывала свою беременность, но в конце концов все стало известно. Нарушение демографического закона считалось в Колонии одним из самых серьезных правонарушений, и даже после выкидыша Гласс заставили встретиться с Канцлером, который настаивал, чтобы она назвала второго виновника преступления. Гласс запаниковала и соврала, объявив отцом ребенка соседа Люка, Картера. Этот более взрослый годами опасный интриган пытался в отсутствие Люка изнасиловать Гласс. Какой бы мразью ни был Картер, смерти он все же не заслуживал, однако был казнен по приказу поверившего Гласс Канцлера. Сама Гласс как несовершеннолетняя оказалась в Тюрьме.