Возвращение домой
Шрифт:
Троттенхеймер не сказал ни слова.
Голденблад вдруг выдавил из себя мрачный смешок.
— Ты знаешь, это забавно. Я родился в стране зебр. Изучил их племена и язык. Учился у зебры. Я был более полосатым, чем любой пони до войны и, когда Мама умерла, я не хотел возвращаться. Но когда я сошел с лодки и увидел это зеленое и сияющее место, я понял, что есть нечто особенное в нем. Здесь была доброта, которую я никогда не знал или не представлял. Обещание того, что если ты будешь хорошим и усердно трудиться, все обернется в лучшую сторону. Богини, я полюбил Эквестрию. С ее странными, нелепыми и восхитительными жителями, с их чудаковатыми и странными манерами.
— Хороший монолог. Я помню, когда ты не мог сказать и четырех слов, не задыхаясь.
— Я практикуюсь в том, что скажу в своей последней речи. Прямо перед казнью.
Голденблад глухо и мрачно рассмеялся. Троттенхеймер не поддержал его и он вскоре замолк. Наконец, со спокойной убежденностью, Голденблад сказал:
— Когда это все закончится, станет лучше.
— А если не станет? — едва слышно пробормотал Троттенхеймер на записи.
Голденблад не ответил ему, но я смогла представить, как он отвел взгляд.
— Ну… если пони будут проигрывать, Твайлайт станет неожиданным фактором. А если Эквестрия будет потеряна… я стану.
Наступила длинная пауза и затем постучавшаяся кобыла проговорила:
— Директор. Флим и Флэм на вашей линии. Твайлайт вновь упорствует.
— Спасибо, Изумруд. Передавайте вашей сестре мои наилучшие пожелания и благодарность. — Был долгий вздох, когда дверь закрылась. — Спасибо, что заглянул, Тротти. Я ценю твое беспокойство, но я начал этот кошмар. И я его закончу.
— Ты не закончишь кошмары, Голди. Ты очнешься от них.
Запись подошла к концу, а я сидела, размышляя о том, что услышала. Это не было ничем… важным. В самом деле, вообще ничего не о Горизонтах. Но слышать, как он столь обыденно говорит о собственной казни… И эта речь о любви к Эквестрии. Должно быть это притворство. Это просто должно им быть. Голденблад был негодяем и убийцей, который делал чудовищные вещи. Я взглянула на передовицу «Кантерлот Таймс» и силуэт Голденблада, пожираемый зеленым пламенем.
— Я предположил, что вы сможете понять ценность всего этого, — произнёс голос позади меня, и я резко повернулась в сторону двери.
Говорившим был пожилой жеребец единорог с гривой, как синее пламя, что было близко к угасанию, и шкурой цвета скисшего молока. Он сидел в инвалидном кресле, а его задние ноги были укрыты шерстяным одеялом. Нездорового вида пятна, голубого и фиолетового цветов, роились под его пергаментной кожей, а глаза, один цвета тумана, другой небесно-голубой, пристально смотрели на меня. И я была впечатлена удивительной аурой жизнестойкости, что не смотря на его несомненную дряхлость, окружала его. Несомненно, он был уже не молод, но харизма и жажда жизни являлись неотъемлемой частью этого старого жеребца, что подобно королевской мантии, не может быть отнята ни разрушительным влиянием времени, ни пошатнувшимся здоровьем. И от заинтересованного блеска в его глазах, а так же маршрута по которому они блуждали по моему телу, я, к своей досаде, неожиданно зарделась от смущения. Он выглядел так, как будто едва мог стоять, но у меня не было уверенности в том, что
— Король Шикарность? — поинтересовалась я, выделывая самую добро желательную улыбку, на которую только была способна.
— Собственной персоной. Разве может быть другой такой? — он жестикулировал к картинам, газетным вырезкам и шарам памяти. — Что ты думаешь о моей коллекции?
— Она… поразительна, — призналась я, изучая безликую брошюрку, что называлась «Департамент межминистерских Дел: Возможности карьерного роста». Создавалось такое ощущение, что дизайнеры приложили все свои усилия к тому, что бы заставить предлагаемые должности выглядеть настолько скучными, насколько это вообще возможно. — Я даже не могла вообразить, что когда-нибудь увижу так много… вещей… связанных с Д.М.Д.
— Вещей? — спросил Шикарность, приподнимая пушистую голубую бровь.
— Эм… миленьких вещей? — поправила я, но он лишь усмехнулся, у меня появилось чувство, что просто он дразнит меня.
— Ну, я полагаю, это по крайней мере лучше чем «мусор», или «дерьмо, что собирает отец», — произнёс Шикарность, снова усмехнувшись и оглядывая коллекцию, в то время как его засветившийся рог привёл в движение колёса кресла-каталки. — Я всегда был очарован Д.М.Д. Такая необычная, незначительная, незаметная часть правительства Эквестрии. Большинство обитателей Пустоши даже и не знает, что оно когда-то существовало, а тем немногим, кому об этом известно, наплевать на то, чем занималось Д.М.Д… Оно, так же как и остальные Министерства — осколок прошлого, неважный для настоящего.
— Я в это не верю, — произнесла я. — На самом деле, с тех пор, как мне стало о нём известно, я всё больше убеждаюсь в том, что вещи которые делал Голденблад становятся всё более и более актуальными.
Я подняла копыто, и перевернув, уставилась на него:
— Секретные проекты Д.М.Д по-прежнему где-то рядом… всё ещё создают проблемы.
— Ох, ты знаешь о Проектах? — похоже, он был впечатлён. — Ну конечно же знаешь. О двух из них рассказала мне Зодиак. Секретность. Конспирация. Но кого волнует то, чем кучка мёртвых пони занималась два столетия назад? Гораздо лучше расправляться с рейдерами и накапливать горы бутылочных крышечек и боеприпасов.
Он вздохнул, покачал головой и продолжил:
— Большинство пони верят, что мой интерес, это всего лишь проявление старческого маразма. Обитателей пустоши заботит лишь то, что происходит здесь и сейчас, а не события давно минувших дней.
Мне пришлось признать, если бы не тайна того, что сделал Голденблад, то я, скорее всего, не протянула бы в Пустоши так долго. Сначала, стимулом была необходимость уберечь ЭП-1101 от Деуса. Потом, появилась загадка Проекта «Горизонты» и того, чего же на самом деле добивался Голденблад. А сейчас, я ведома странным, непреодолимым желанием, что побуждает меня найти ответ на этот вопрос, и остановить то, чем бы оно не являлось, что он привёл в движение. В противном случае, я бы, скорее всего, осталась с Потрошителями, или, возможно, стала бы охранницей в Мегамарте. И на меня бы не сыпались, как из рога изобилия, различные опасные для жизни ситуации.
— Меня волнует, — ответила я, рассматривая коллекцию. — Но вынуждена признать, я не понимаю, почему он совершил всё это. Министерства. Проекты. Необходимость их создания выглядит откровенной глупостью.
Он потер копытом седую щетину на подбородке.
— А ты когда-нибудь делала что-нибудь за спинами своих друзей?
— Ох… да постоянно, — пробормотала я, отведя взгляд, и зарделась.
— А знала ли ты, что поступаешь не правильно? — спросил он, и я насупилась, но кивнула. — Тогда почему ты делала это, не говоря им ни слова об этом?