Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх
Шрифт:
Когда «император» принял из рук Николая паспорт, а потом, неторопливо достав из кителя очки, прочел, что там написано, то снова рассмеялся:
— Батюшка ты мой, и что же ты мне этакую негодную бумажку-то даешь? Или сам не помнишь, что там черным по белому прописано? Ладно, ясно вижу, что ты и есть Романов Николай Александрыч, но почему же ты ещё в шестнадцатом году был мещанином, не пойму никак. Али тебя задним числом понизили? Али ты, сидя на троне царском, всем нам головы мурыжил и находился в сословии мещанском?
Николай промолчал. Он уже сильно жалел о том, что показал «императору» документ, не сумев сдержаться.
— Батюшка, что ж получается такое? Верю, что по всей стране одноименных с императором людей — что карасей в садке, но разве каждый станет себя царем именовать с превеликой дерзостью и опасностью навлечь на себя гнев царя истинного?
Николай промолчал, не просто не желая пускаться в объяснения с каким-то проходимцем, затеявшим рискованное предприятие с самозванством за счет случайного сходства с ним, с помазанником, но и потому, что знал — все доводы и объяснения здесь никого убедить не смогут, ибо всей этой разбойничьей братии нужен был свой император, такой же, как они, по повадкам, характеру и нравам.
— А раз ты Романов Николай, назвавший себя императором, ничего вразумительного мне и всем моим подданным сказать не можешь, то я своей властью, — «император» возвысил голос, сделал его нарочито грозным, повелевающим, — своей властью буду сейчас тебя казнить, как казнили таких вот воров и самозванцев все мои предки. Прилюдно тебя казню, чтобы другим таким вот мещанишкам было неповадно посягать на мой отеческий государев престол.
И, обращаясь уже к своему конвою, бросил резко:
— Фомка, Кузьма, мой царский приговор приведите к полному натуральному соответствию, то бишь расстреляйте наглого смутьяна.
Фомка и Кузьма с охотой спрыгнули с коней, хоть по шеренге пассажиров и прокатилась волна ропота, сдержанного недовольства, и, когда охранники «императора» шли к Николаю, по дороге доставая из-за спин карабины, вдруг раздался высокий мальчишеский голосок, и крик, с плачем вперемежку, пролетел над строем пассажиров и достиг слуха человека с золотыми эполетами:
— Не убивайте его-о-о! Не убивайте-е! Это — папа мой, он на самом деле бывший император! Не самозванец он!!
"Император" так резко повернулся в седле, чтобы рассмотреть, кто там кричал, что сочно проскрипела кожа английской выделки. Увидев невысокого худенького парнишку в линялой гимнастерке, препоясанной тонким ремешком, удивленно вскинул брови и спросил:
— А это ещё что за воробей там прочирикал? Ну-кась, подойди сюда скорее!
К всаднику, лошадь которого не могла стоять на месте, взматывала головой, пыталась лягнуть кобылу конвойного, Алеша подходил медленно, но с высоко поднятой головой. Еще не дошел, как от строя отделилась Анастасия, с плачем бросилась за братом, после Татьяна, Мария, Ольга, не устояв на месте, тоже побежали к «императору», чтобы удостоверить человека в эполетах, что их отец — не самозванец.
— Ну, и кто же вы такие? — совершенно опешив от неожиданности, видя перед собой умолявшие глаза девушек-красавиц и мальчика-подростка, спросил лже-Николай.
— Мы — дети того, кого вы изволили назвать самозванцем! — со слезами на глазах заговорила старшая дочь Николая. — Меня зовут Ольгой.
— А я — Татьяна, — сказала вторая.
— А
— Великая княжна Анастасия — это я, — представилась резвая с виду девушка, а мальчик, не успевший утереть слезы, пролегшие на щеках блестящими дорожками, сказал:
— Меня же зовут Алексеем Николаевичем Романовым.
"Император" и все, кто был поблизости от него, удивленно моргали глазами, глядя на августейшее семейство, а к детям уже спешила Александра Федоровна, чья величавая осанка сразу выдавала в женщине царственную кровь. Вот уже мать была рядом со своими птенцами и обнимала сразу же Алешу и Анастасию.
— Если вы, сударь, — с вызовом заговорила она, — представлялись здесь защитником монархии, — не знаю, право, какого вы сами-то роду-племени, так уж взгляните на нас внимательно. Узнаете ли царственное семейство? Полагаю, наши портреты вам видеть приходилось. Если в Николае Александровиче вы не признаете бывшего монарха, так его супругу и детей узнайте, чтобы не мололи чушь про нас, что мы-де самозванцы.
Похоже, на всех, кроме всадника, выдававшего себя за царя, эта сцена произвела впечатление веселящее. Кого-то больше волновала проблема сохранности своего багажа, безбожно потрошившегося «лохматыми». Кто-то думал, что и всадник с эполетами, и бородач из толпы пассажиров то ли разыгрывают друг друга, то ли ведут какую-то игру, непонятную им. Во всяком случае, никто из числа пассажиров не верил, что среди них присутствует хотя бы один монарх. Лишь Томашевский и Ваганов знали истину, а «лохматые» давно уже поняли, что их атаман лишь прикрывается именем государя, но на самом деле только лихой и дерзкий человек, решивший поиграть в царя. Вдруг все оторопело посмотрели на «императора», ловко соскочившего со своего жеребца, подошедшего к Александре Федоровне, низко поклонившегося ей и поцеловавшего ей руки. Украсившись обаятельной улыбкой, «император» сказал, обращаясь к Николаю и Александре Федоровне поочередно:
— Ваши императорские величества, я льщу себя надеждой на то, что вы не откажетесь посетить мое скромное жилище.
И деревенский «император» рукой, затянутой в грязненькую перчатку, указал в сторону домов и прибавил:
— Правда, кареты у меня нет. Если угодно, я и мои гвардейцы предложат вам своих лошадей. У нас у всех прекрасные донцы.
Боясь навредить себе отказом, Николай и Александра Федоровна приняли приглашение, но от донцов вежливо отказались. В сопровождении спешившегося «императора» они двинулись по направлению к деревне, дети шли за ними следом, "императорский конвой" со свистом и гиканьем гарцевал со всех сторон процессии, а остальные «лохматые» остались вместе с пассажирами и машинистами.
Скоро все, что привлекло внимание сторонников «императора», перекочевало в их мешки, и пассажирам предложили занять вагоны или, если пожелают, погулять на свежем воздухе, ибо до особого распоряжения «императора» поезд задерживался на том самом месте, где был остановлен. Пассажиры повздыхали, а потом расселись вдоль насыпи, чтобы закусить жалкими остатками провизии.
Подходя к деревне, Николай, коротко отвечавший на вопросы «императора», разглядел трехдюймовую полевую пушку, поставленную на довольно удобной закрытой позиции, а по обе стороны от неё — стволы «максимов», грозно направленных в сторону железной дороги.