Возвращение из мрака
Шрифт:
– И что теперь будешь делать?
– Не знаю. Может, бизнесом займусь, как все. Кумпол пока варит, не пропаду. Сперва надо от Маго отмазаться. В затылок дышит, Яков Николаевич.
– Откуда сведения? Магомай задаром кровь не льет. Токо за бабки.
– Говорю же, особый случай. Самолюбие задето. Яша задумался, складки на высоком лбу сложились в гармошку. Сидоркин не торопил, чокнулся с его рюмкой, пропустил глоточек. Коньяк отменный, французский. Хорошо у старого вора в берлоге, тихо и безопасно. Намного безопасней, чем в коридорах конторы. Яша заговорил неторопливо:
– Маго, конечно, фигура интересная. Всегда особняком стоял, ни к кому не примыкал, ни к законным, ни к новым ворам, ни к бизнесменам вонючим. Такое положение неустойчивое, давно должен сгореть. А он из любых передряг сухим и целеньким входит. Зато страху на многих нагнал, и на тех, и на других. Мало найдется смельчаков, даже из самых отчаянных, кто язычок не прикусит, когда о нем речь зайдет. Я и раньше об этом думал. Какая тут загадка?
– Спасибо за добрые слова, Яков Николаевич, – поблагодарил Сидоркин. – Но раз пошел такой разговор, послушай и меня. Говоришь, вы перец во щах, а я думаю, вернее сказать, сорняки в цветущем саду человечества. Сорняки – растения буйные, сильные, неприхотливые – и есть, есть в них особенная красота. Но если их не пропалывать, сад погибнет. Кроме них на земле ничего не останется… Не обижаешься, Яша?
– Избави бог… Иногда сам так думаю, а иногда по-другому. Но это неважно. Договаривай до конца. Не хочешь, значит, укрыться на время?
– Магомай – всего лишь удачливый душегуб, умеющий менять обличья. Есть дар художника, музыканта, плотника, а у него призвание – убивать. Он хуже, чем любой из нас. Опаснее, чем Чубайс с Чикотилой вместе взятые, потому что в нем зло прикрыто множеством масок. Прости, Яша, мне и в голову никогда не придет убегать от него. Да я перестал бы себя уважать. Наверное, жить бы не смог. Понимаешь меня?
– Понимаю, Антон. Без самоуважения человеку хана. Он превращается в растение. Но тогда…
Договорить не успел, в кармане у Сидоркина запикал мобильник. Он извинился, поднес трубку к уху. Услышал родной голос Петрозванова.
– Новости слушал, Антон?
– Нет, что случилось?
– Опять Атаева завалили. Второй раз за неделю.
– Да?
– Командир, ты где сейчас? Телевизор там есть?
– Есть.
– Через три минуты «Вести». Включи, узнаешь подробности. Потом созвонимся.
– Хорошо, Сергей. Спасибо. Как сам-то? Никто не объявлялся с черной меткой?
– Ждем-с, командир. Сидоркин попросил часовщика:
– Включи ящик, пожалуйста. Русланчика Атаева из «Золотого квадрата» второй раз кокнули.
– Ничего особенного, – повторил Холера любимую приговорку. – Значит, всерьез взялись. Теперь будут колошматить до победного результата. Такой у них обычай. Помнишь Сеню Фингала, нефтяника? Десять раз за полгода глушили. Я нарочно подсчитал из любопытства.
На экране луноликая дикторша с плохо скрываемым восторженным блеском глаз трагическим голосом передала экстренное сообщение: вчера вечером у себя на фазенде погиб известный предприниматель и меценат Руслан Атаев. Злоумышленники подложили бомбу в его кабинет. Вместе с Атаевым пострадали несколько домочадцев и охранников. Прокуратурой начато следствие и выдвинуто несколько версий покушения, среди которых на первом месте заказное убийство. Следователи не исключали и чеченский след: Атаев, как известно, сам уроженец Кавказа, и взрывное устройство по типу напоминает те, какие террористы использовали в Буйнакске и на Пушкинской площади. Но выводы делать рано, понадобится более тщательная экспертиза и расшифровка видеозаписей компьютеров, установленных в доме. По мнению Главного прокурора Москвы на это уйдет не меньше трех недель. Громкий террористический акт уже взят под личный контроль министра внутренних дел, что вселяет оптимизм, хотя, конечно, общественность немного смущает тот факт, что за последние годы, насчитывающие сотни подобных преступлений, ни один из заказчиков не сел на скамью подсудимых. Эксперты считают, что это объясняется тем, что левые фракции в Думе, в первую очередь КПРФ и аграрники, упорно тормозят проведение судебной реформы. В покушении на Атаева есть еще один примечательный момент: дело в том, что несколько дней назад его уже похоронили на Ваганьковском кладбище, поэтому одновременно с чеченским следом отрабатывается версия о двойниках.
Одухотворенно, как привидение, улыбаясь, дикторша объявила, что по просьбе «Вестей» трагедию согласились прокомментировать известные политические деятели. Обычно это означало, что появятся либо Немцов с Хакамадой, либо Жирик с Явлинским, и так по всем каналам и по любому поводу много лет подряд. Сидоркин потянулся выключить ящик, но на экране возникла вдруг улыбающаяся, похожая на ведьмино помело, физиономия Сатаркина, советника бывшего императора Бориса. Лет пять назад он ушел на покой, получив, как многие ельцинские подельщики откупное в виде то ли
– Погоди, – поднял руку Яша Холера. – Того я люблю слушать. Хочу понять, почему он всю дорогу дыбится.
Понять и на сей раз не удалось. Сатаркин не сказал ничего путного, лишь предупредил, что начался передел собственности и всем честным людям надобно быть настороже. Его место на экране занял известный творческий интеллигент, писатель Курицын. Говорил как всегда раздраженно и презрительно, словно обращался к душевнобольным. «Поймите, наконец, уважаемые россияне! Пока не будет окончательно отменена смертная казнь, как во всех цивилизованных странах, преступники будут все больше ожесточаться. Им нечего терять. Убив единожды, будут убивать до бесконечности, и по-человечески это вполне объяснимо. Что один труп, что десяток – приговор одинаковый – вышка. Мы сами не оставляем им ни единого шанса. Слава богу, президент, кажется, начал прислушиваться…» В заключение сюжета «Вести» показали эксклюзивную съемку, сделанную незадолго до первой кончины Атаева. Знаменитый бизнесмен побывал на открытии хосписа для беспризорных детей, самолично перерезал огромными ножницами алую ленточку. Камера выхватила крупным планом породистое, бровастое, усатое лицо со сверкающими черными очами. Никаких признаков того, что бизнесмен предчувствует приближение грозного часа. Фоновой заставкой почему-то пустили душещипательный шлягер Газманова: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…» Впечатление сильное. Сидоркин вырубил телевизор.
– Извини, Яков Николаевич, больше мочи нет смотреть… Но и так все ясно. Это Магомай, больше некому. Его почерк.
– Спорить не буду, – согласился Холера. – Если не передумаешь, через день-два получишь адресок.
– Спасибо, – поблагодарил майор.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
К новому 2001 году поголовье россиян заметно уменьшилось. Но еще не настолько, чтобы не ощущалось нехватки продовольствия. Особенно худо жили в провинциях, зимой вымерзали от холода с отключенным за чьи-то долги электричеством, летом спекались от жары, тонули в паводках, мужчины околевали от паленой водки, женщины страдали от экзотических инфекций, завезенных со всех концов света, по городам шатались толпы одичалых молодых наркоманов, мелкие и крупные паханы повсеместно занялись политикой, но в массе свой народец душевно успокоился, ибо правительство Касьянова-Кудрина-Грефа денно и нощно внушало, что в стране наступила долгожданная стабилизация, завещанная Черномырдиным, уровень жизни растет не по дням, а по часам, и осталось только продать землицу, железные дороги и энергоресурсы, довести плату за убогие жилища до ста процентов, как, словно по мановению волшебной палочки, наступит всеобщее благоденствие. Феномен российских реформ, приведший к полной дебилизации населения, во всех крупных научных центрах мира внимательно изучали, пытаясь постичь его мистический смысл, опасаясь, не является ли стремительное крушение великой империи провозвестником неизбежного и скорого конца света, но счастливые, как всегда уверенные в светлом будущем россияне об этом не задумывались, по той простой причине, что у большинства не было ни сил, ни желание заботиться о чем-либо еще, кроме как о хлебе насущном на завтрашний день. Сбылась, наконец, давняя мечта младореформаторов, чикагских мальчиков и девочек: пенсионеры, это вредоносное исчадие прошлых времен, дольше всех грезившее о каком-то справедливом социальном устройстве, естественным путем сократились настолько, что их можно было не принимать в расчет. Из новых, состарившихся уже в условиях рынка поколений, мало кто дотягивал до пенсионного возраста, когда появлялась охота бузить, но и тут правительство собиралось подстраховаться и принять закон об увеличении срока выхода на пенсию.
В один из ясных, жарких дней второй половины мая на Курском вокзале с поезда «Москва-Симферополь» сошел стройный молодой человек среднего роста и довольно примечательной наружности. Трое щебечущих девчушек, пробегавших мимо вагона, взявшись за руки, как бы невольно притормозили, и двое из них не выдержали и оглянулись. Молодой человек радостно заулыбался и поднял в салюте левую руку. Девчушки переглянулись, прыснули, одна показала ему язык, и помчались дальше. В правой руке он держал большой светло-коричневый кожаный чемодан, перехлестнутый ремнями, на спине висел темно-синий рюкзак, явно набитый под завязку. Светлые, густые волосы молодого человека опускались до шеи, закрывали уши, но были аккуратно причесаны и вокруг головы перехвачены черной лентой. В одном ухе болталась золотая сережка с камушком. Лицо чистое, с сильным подбородком, чуть великоватым, прямым носом и широко расставленными, большими глазами серо-зеленого цвета. Когда он поворачивался к солнцу, в глазах вспыхивал изумрудный огонек. В его облике не было изъянов, будто сошел он с рекламного плаката сигарет «Мальборо», но больше всего привлекало внимание то, как он двигался. В жесте, в походке, в повороте головы чувствовалась нездешняя, не городская пластика и сдерживаемая энергия. Наверное, такое же впечатление произвел бы молодой тигренок, если бы обернулся человеком и смешался с вокзальной толчеей.