Возвращение из рая
Шрифт:
— Не дрейфь, Братан! Попробуй сейчас обойтись как-нибудь, так сказать, «внутренними резервами», а я это так просто не оставлю. Что-нибудь я для тебя обязательно соображу в этом плане. Как ты сам говоришь: «Век свободы не видать!» — сказал я Братку, еще не представляя себе, как я выполню это обещание.
Но что-то подсказывало мне, что я сумею сдержать свое слово.
Из Братковых же пищевых запасов, которыми его завалил верный Боб, я незаметно слямзил очень толковый кусок сырой печенки (не идти же на блядки с пустыми лапами?!) и сквозанул из трейлера.
Очень миленький междусобойчик
Перетрахались до одури! Рыжий по ЭТОЙ ЧАСТИ тоже был Кот-He Промах и оказался вполне приличным партнером. Ну и превосходно знал территорию «Парамаунт пикчерз корпорейшн»!
Он и устроил нам замечательную экскурсию. Шляться по гигантской территории «Парамаунта» на полусогнутых от перетраха лапах было невероятно тяжело, но эта экскурсия того стоила.
Ее гвоздем было посещение специального помещения, в котором уже две недели жили настоящий живой Слон и не менее настоящая, более чем живая Обезьяна-Шимпанзе!
Кинопродукция Майкла Дугласа заказала телевизионный сериал, для которого потребовались Слон и пара Обезьян-Шимпанзе. Какая-то фирма за бешеные бабки привезла на «Парамаунт» Слона и двух Шимпанзе — Самца и Самочку, выгородила для них в одном из пустующих съемочных павильонов помещение и давай ковать свою телелабуду в сто серий!..
По телику каждая серия будет идти час. В нормальном кино такое экранное время снимается за полтора месяца. А для «телевизионки» отпускается всего лишь ПЯТЬ дней! Ну кто это выдержит?! Только Люди! Вот Самец Шимпанзе и сбрендил от нервного перенапряжения. Покусал режиссера, расколошматил камеру стоимостью в сотни тысяч долларов и чуть не задушил свою подругу.
Фирма влетела в дикие убытки. Психа Обезьяна запихали обратно в зоопарк, и теперь Самочка, оставшись без хахаля, — места себе не находит! Как сказал Рыжий Кот, вот-вот умом тронется на почве сексуальной неудовлетворенности. Говорят, она даже уже к Слону приставала...
И вот чешем мы все четверо к этому павильону со Слоном и неутоленной Шимпанзихой, а голос Джека в моем ошейничке мне вдруг неожиданно и говорит:
— Мартын! Ты где шляешься, черт бы тебя подрал?!
Ну совершенно в ленинградско-петербургской манере Шуры Плоткина! Даже с теми же интонациями. Только по-английски.
И тут же (опять точь-в-точь, как Шура...) с тревогой:
— С тобой все в порядке, Мартын?
— Я гуляю, — кротко ответил я. — Гуляю после тяжелого рабочего дня. Тут некоторые с ума сходят на нервной почве от этих съемок, а я просто гуляю... Скажи, Джекочка, имею я право хоть полчасика побыть наедине с самим собой?
Я иногда вру — как дышу! Так же естественно и свободно.
— Нет, ты скажи, Джек. Имею право?
— Имеешь, имеешь... Просто пора ехать в отель. Мы еще и Наташу должны домой завезти. Она плохо видит в темноте...
— А что будет с Братком? — спрашиваю.
— А Браток останется здесь. Сейчас Тим и Боб его потихоньку от посторонних глаз выгуляют где-нибудь
И тут мне в голову приходит совершенно гениальная мысль!
— Джекочка! Родненький!.. Можно и я останусь в трейлере на ночь? Я так устал, Джек, миленький... Вы поезжайте, а я Братка и сам выгуляю. Он у меня и не пикнет. Ты же знаешь... Ну пожалуйста, Джекочка!..
И слышу, как Джек спрашивает Боба:
— Боб, ты можешь остаться здесь до утра с Кысей и Братком?
— Нет проблем, — отвечает Боб. — Только отдайте мне Кысину рацию. Чтобы быть с ним постоянно на связи. А то он, по-моему, нам сейчас лапшу на уши вешает...
Вот чертов Китаец! Хотел я было чего-то там вякнуть, но передумал. Боб вчера сам говорил, что «подозрения — еще не есть доказательства».
И мы поперли дальше — в гости к Слону и Обезьяне.
По дороге еще раза два, как раньше говорил Шура, «слились в едином экстазе» и уж совсем еле-еле дочапали до того павильона. Рыжий показал нам известную только ему дырку, через которую мы туда и проникли.
Я раньше Слонов и Обезьян только в телевизоре и видел. Так вот — Обезьяны на месте не было. Зато когда я увидел воочию живого Слона — чуть не перекинулся! Стоит такая громадина, похожая на автобус с жутким шнобелем, переминается с одной толщенной ноги на другую и так шумно дышит...
Ноги у него — как колонны Казанского собора в Ленинграде, где нас с Шурой антисемиты лупили. Тут Слон нам всем четверым по-Животному и говорит:
— Господи! Какое же счастье, что вы сюда заглянули, ребятки! А то мне эти проклятые Мыши буквально жить не дают... А как только ваш запах учуяли — так и исчезли, мерзавцы... Морковочку хотите? Или яблочки вот... А бананов больше нету. Последний был, так и тот эта паршивка Обезьяна у меня сперла.
— А где Обезьяна-то? — переспрашивает его Рыжий. — Я вот друзьям своим хотел ее и вас показать...
— Я — вот он, — говорит Слон. — Глядите, мне не жалко. А Обезьяну я, честно говоря, шуганул под жопу за всякие мерзости, вот она и притаилась где-то. Эй ты! Нимфоманка чертова! Потаскуха несчастная — вылезай немедленно! У нас гости!..
— Ах, гости? — слышим откуда-то сверху довольно противноватый голос. — Добро пожаловать! Счас мы вас пристроим к делу...
И не успеваем мы опомниться, как откуда-то из-под потолка обрушивается на нас здоровенная Шимпанзиха — величиной с целого Тимурчика, — молниеносно хватает Рыжего Кота-каскадера в охапку и начинает ИМ СЕБЯ ТРАХАТЬ!.. Конечно, не по-настоящему, а просто остервенело тычет его, беднягу, мордой себе между задних ног и стонет от удовольствия, паскуда!
Наши честные Кошки-поблядухи, конечное дело, от ужаса — врассыпную...
Рыжий орет, пытается выдраться из лап этой ненормальной Сексуалки, ну а я, сами понимаете, бросаюсь на помощь Рыжему!
Не знаю, сумел бы я в одиночку отбить Рыжего у этой чокнутой Обезьянищи, но тут, слава те Господи, Слон ка-а-ак шваркнет ей хоботом по загривку и вырубил. Она Рыжего и выпустила. Смотреть на него и смех и грех — стоит, бедолага, весь мокрый, взъерешенный, словно она его только что родила. Отплевывается, отряхивается, утирается — дух переводит...