Возвращение из Трапезунда

Булычев Кир

– Прекрати эти пустые речи! – сказал Андрей. – Я тебе даю слово, что ты еще найдешь свое счастье. Вот посмотри, я сам не такой уж красивый, а ведь не расстраиваюсь.

– Вот и возьми меня замуж, – сказала громко Нина, и после длинной неловкой паузы она покраснела, пальцами стала поправлять завязки пелерины и сказала: – Ты только не воображай, что я серьезно, я просто тебя поймала на лжи. Ты солгал мне.

– Нет, – сказал Андрей, – я не лгал. Но мое сердце обещано другой девушке. Я не могу ее обмануть.

– И где же она? – спросила Нина со злостью. С такой неожиданной

злостью, что Андрей, не понимая, против кого она направлена, осекся. Потом сказал:

– Вот если у нас с ней не получится, я приеду к тебе и женюсь.

– Слово? – спросила Нина.

– Слово, – сказал Андрей.

Они вернулись в скрипучий паутинный дом.

Ниночка достала чистое белье и постелила Андрею в комнате Коли. Они говорили о разных людях – больше о тех, кого уже нет, – так получилось, что вокруг обоих была пустота. Но если Андрей мог увидеть и понять одиночество Нины – оно было на виду, на глазах, то Нина многого не знала об Андрее. И разговаривала с ним как со старшим – а Андрей уже стал моложе ее.

Нина спала в маминой комнате.

Андрей сел на Колину кровать, узкую и скрипучую, и увидел, какой толстый слой пыли на письменном столе и какая густая паутина в углу комнаты. Он хотел было сказать Нине, что если ее и не возьмут замуж, то из-за этой паутины и пыли, но потом подумал – она обидится. Ведь она думает, что эта пыль и запущенность от бедности.

– Я хотела сдавать, – сказала Нина из-за перегородки – Андрей уже погасил лампу у себя, дверь в соседнюю комнату была открыта, и была видна длинная тень Нины, которая ходила там, раздевалась, что-то еще делала, порой заглядывала в комнату к Андрею. – Сейчас в Симферополе довольно много приезжих – с севера едут, тут теплее и сытнее, можно сдать, но как-то даже на вокзале предложила одной паре – милые такие люди, но им не понравилось: они сказали, что представляли все каким-то горным, южным, а здесь почти подвал. Больше я не сдавала, не предлагала. Впрочем, мне много не нужно – на хлеб хватает, и Бог с ним… – Последние слова звучали совсем уж по-старушечьи.

Андрей ничего не сказал.

– Ну что ж, будем спать, – промолвила Нина. Заскрипели пружины ее кровати. Потом, как шуршание бумаги, – ее шепот – она молилась.

За окном было синее небо и на нем – как нарисованная – луна. Точно такой же вид был и из его окна – окна их выходили в одну сторону.

«Вот сейчас в соседней комнате лежит девушка, которая мучается от того, что она одинока, и никто не хочет ее обнять, целовать, сделать женой. И может быть, она даже ждет, что я приду к ней, – ведь она оставила дверь открытой. А совсем недавно я сам мучился – я хотел, чтобы меня целовала Глаша, – и Глаши нет давным-давно. У меня еще не зажила царапина на пальце, а Глаша уже превратилась в прах».

Заскрипела кровать в соседней комнате.

– Ты не спишь, Андрюша? – спросила Нина.

Андрей не хотел было отвечать, а потом подумал, что этим он может обидеть Нину.

– Нет, не сплю, – сказал он.

– А какая она, твоя девушка? Я ее знаю? Она здешняя?

– Нет, она из Ялты.

– Коля мне говорил о ней?

– Может быть. – Андрей не стал

спорить, но он знал, что Коля никогда не делился с сестрой своими тайнами. И относился к ней снисходительно, а порой и с презрением.

– Ты любишь ее как женщину или платонически?

– По-разному, – сказал Андрей. – Когда как…

– А вы были… вы были с ней близки?

– Нет, – сказал Андрей и удивился собственному ответу – об этом он не думал.

– Если ты был близок с другой девушкой, ты бы ей не изменил?

– Не знаю, – сказал Андрей.

Кровать Нины заскрипела резко, как будто она подпрыгнула на ней. Но тут же зашлепали шаги – оказывается, Нина пошла на кухню. И слышно было, как журчит вода, – она наливала себе из чайника.

– Ты хочешь пить? – спросила Нина громко.

– Спасибо.

– Так принести или нет?

– Спасибо, принеси.

Нина вошла, подобная привидению. Нечто белое, высокое, грациозно плывущее в воздухе, чуть касаясь земли.

Она была в одной рубашке. Волосы были распущены.

Луч лунного света, упавший на нее, высветил голубизну лица и ослепительно вспыхнул в стакане с водой.

Андрей привстал – неловко принимать от дамы воду лежа, если ты не болен, но, привстав, он замер, так как понял, что совсем обнажен и его движение может быть неправильно истолковано.

Нина присела на край кровати, и жидкие пружины сжались так, что Андрей съехал к краю, навалившись бедрами на Нину, но та словно не заметила этого и, наклонившись, подложила ладонь под затылок Андрея, приподняла его голову, чтобы удобнее было пить, – от этого движения висок Андрея коснулся ее груди – от Нины исходил такой жгучий жар, что Андрею почудилось: вода сейчас окажется горячей. Но вода была прохладной.

– Пей, – шептала Нина, – пей, мой милый…

И в шепоте было столько страсти, словно Андрей пил не воду, а амброзию, после чего должен кинуться в вакхические пляски…

Парадокс этой сцены был в том, что Андрей даже в горячей, шипучей темноте отлично знал, что на постели, прижимаясь к нему бедром и грудью, сидит сестра Коли, существо некрасивое, доброе и обделенное жизнью. Он отлично понимал, что Нина ждет от него ласки, что ей страшно и одиноко в этом пыльном паучьем доме, но Андрей не мог соответствовать ей.

– Ты напился? – спросила Нина.

– Спасибо.

Нина молчала. Андрей слышал, как она дышит, – легко, но часто, как собака, учуявшая хозяина.

– А ты Колю давно видела? – спросил Андрей.

– Он в Севастополе, – сказала Нина. – Он поступил во флот.

– Это очень интересно, – сонно сказал Андрей.

Он со вкусом потянулся в постели – пружины взвизгнули от такого насилия.

– Ну, спокойной ночи, – сказал он.

– Спокойной ночи, – печально сказала Нина.

Андрей стал уже засыпать. Завтра с утра надо пойти в свой дом, может быть, там есть какие-нибудь вести от тети Маруси или от Лидочки. Тетя Маруся с ее любовью к письмам наверняка оставила ему весточку. И Андрей даже знал – где. В правом ящике его письменного стола. Как всегда. Об этом только они с тетей Марусей знали… И что же, она больше не напишет?..