Возвращение к началу Книга 10
Шрифт:
– Давно ты здесь?
– спросила она.
– С тех пор как отца не стало. Наставник забрал меня из дому прямо сюда. Как ты когда-то говорил, я жизни не видел, - он произнес это с грустью.
– Не нужна мне эта книжная ученость. Мой отец знал много, но позвал тебя, когда захотел разрешить свою проблему.
– Гай. Я ничего этого не помню. Расскажи, если тебе не трудно.
Он присел на пол, прямо у огня и опустил голову. Он погрустнел. Меньше всего ей и этого хотелось, видеть его в печали. Пусть лучше восторженно скачет и болтает без умолку.
– Эй. Ну прости, если я в чем-то была моя вина, - сказала она.
Его лицо скрывали густые длинные волосы, ей пришлось запустить руки в шевелюру, нащупать подбородок и заставить Гая поднять лицо. Он вел себя как мальчика. Да он и был мальчишкой. Лицо его было плохо освещено, но глаза горели.
– Каждый здесь, кто знает мою историю, уверен, что отец погиб из-за тебя. Я один знаю, что это не так.
Она взяла себя в руки.
– Если ты так будешь смотреть, я решу, что из-за меня ты остался сиротой, - сказала она твердо.
– Это не так! Я хочу уйти отсюда. Мне часто пеняют памятью отца, а я не он, я свободы хочу.
Ей ничего не оставалось, как вернуться в кресло. Гай стал волноваться, а ее близость действовала на него как катализатор.
– Давай по порядку, - предложила она.
– Ты, правда, ничего не помнишь?
– спросил он.
– В этом ужас и привилегия забвения, - сказала она придуманную на ходу красивую фразу. Такие выражения иногда разрушают напряжение.
Гай молчал. Она не настаивала. Она успела успокоиться и откинулась в кресле, прежде чем он заговорил.
– А я в действительности не помню… Я не знаю, почему ты появился. Я лишь хорошо помню первый момент нашей встречи.
– Он помолчал.
– Я испугался. Меня охватило такое ощущение…, - он обхватил себя за плечи, пытаясь показать, что чувствовал, потом за ноги. Он прижал руки к груди, - будто, в тело вонзились иглы. Отец, сказал, что я почувствовал твою энергию и это хорошо. Я долго тебя боялся, но каждый раз очень хотел подойти и преодолеть свой страх. Я слышал, что ты говорил о страхе, не иметь его - освободиться от страданий и страсти.
– Я такое говорил?
– Я помню. Меня тогда привлекло, что твой род занятий не такой, как у отца. Вы спорили по поводу законов, того, кто и как их устанавливают, и прогоняли меня, когда я подслушивал.
Он говорил с изумлением на лице. Ей все время хотелось назвать его Дмитрием, из-за поразительного сходства в ужимках, этой беззащитной утонченности, которую этот Гай уже учился прятать. У Дмитрия в этом смысле была броня, он умел защищать свой внутренний мир от вторжения, только не в случае с Дианой, тогда он открылся, и удар был тяжелым. Это стало причиной болезни.
Услышав ее вздох, Гай поднял глаза.
– Да. А потом я заболел, - вторил Гай ее мыслям.
– Вот, ты что-то все-таки помнишь.
– Не обращай внимания, у меня иногда мелькает, - сказала она.
– Это никак с прошлым не связано. Как ты заболел?
– Я не знаю.
Вдруг
– Гай, - требовательно произнес строгий голос. Он собрался произнести свою тираду.
Но Гай увидел, как странник сделал в сторону его наставника и друга резкий предупредительный жест и тот не заговорил опять.
– Вы без приглашения, - строго сказала Эл.
– Я искал Гая. Ему следует отдыхать сейчас, завтра у нас много занятий. Мне будет неприятно, если Гаю запретят приходить сюда в наказание, - сказал наставник.
– Как к вам обращаться?
– спросила Эл, заметив, как Гай оцепенел при его словах и выразил упрямый протест.
"Узнаю, Дмитрия. Лучший способ добиться обратного - это надавить на него", - подумала она.
– Доионис, - произнес молодой наставник.
– Эл, - она вежливо склонила голову. Гай, услышав это имя, довольно улыбнулся.
– Вы изволили прервать нашу беседу, Доионис.
– Гай, если ты считаешь меня другом и братом, я тебя прошу: иди отдыхать, - настаивал Доионис. Он подошел к Гаю и положил ему руку на плечо.
– Иди.
Гай неохотно поднялся, посмотрел и, кивнув Эл, ушел.
– Я могу остаться?
– спросил Доионис.
– Вы же пришли, - пробормотала Эл.
Он не знал, куда ему деться.
– Идем наружу, - она поднялась, накинула на плечи накидку Гая, которую он ей одолжил, и двинулась к выходу, к обрыву.
Она встала почти у самого края, заметив, что ее гость боится туда подойти. Он остановился, а потом сел на ступени.
– И так. Вы пришли, чтобы не позволить Гаю вспомнить то, что он хотел. Не правда ли, Доионис?
Она поступила как Гай, сказала прямо, чем смутила гостя до дрожи. Он собирался с мыслями, а потом нашел, что ответить.
– Гай был очень молод, он понимает эту история с позиций того своего опыта. У него остались добрые детские воспоминания, что не вполне соответствует правде. Я понимаю, что чувство вины заставило вас дать ему это роковое обещание, поэтому вы явились сюда.
– Я здесь не за тем, чтобы ворошить прошлое. Но замечаю, что оно беспокоит всех более моих истинных намерений. Если вы прервали Гая и считаете его неправым, то смею просить изложить иную версию, каковой она видится здесь, вам.
– Вы знаете ее не хуже меня, - сказал обиженно Доионис.
– Да. И наши истории совпадают. Гай обрадовался мне и захотел вспомнить свое детство, но вы невежливо, даже для наставника, вторглись в нашу беседу.
Доионис не стал отвечать, но его возбуждение ощущалось на расстоянии. Он хотел высказаться и боролся с собой. Она поняла, что его представления о воспитании не позволяют бросить обвинения в лицо странника. О забвении он не догадывался. Что же получается, ученик более чуток, чем учитель. А ему должно быть трудно с Гаем. Конечно, чтобы обуздать юную и бурную натуру нужно быть терпеливее Доиониса.