Возвращение к сыну
Шрифт:
Питер сразу не отреагировал. Вначале он посмотрел на Нору, ожидая ее согласия, и, когда она улыбнулась, он кивнул отцу. Гэвин сжал губы. Неужели он может разговаривать со своим сыном только после получения ее согласия? Но он промолчал и вышел из комнаты вместе с Питером.
Оказавшись на улице, отец и сын посмотрели друг на друга с какой-то неловкостью.
– Ты мне покажешь свою комнату? – наконец спросил Гэвин.
Питер послушно повернулся и пошел наверх. Гэвин – за ним. У сына была большая комната, окнами выходившая на заповедник. Стены были завешаны картинками с изображениями
– Сейчас у нас есть время, чтобы побыть вдвоем. – В эти слова Гэвин постарался вложить как можно больше тепла и сердечности. Он попытался раскрыть свои объятия и крепко обнял бы сына, ответь тот на его порыв. Но мальчик держался на расстоянии и сидел на кровати, осторожно наблюдая за отцом. Гэвин опустил руки. – С тех пор как я приехал, ты не сказал мне ни слова. Не следует так относиться к отцу. Как насчет того, чтобы поздороваться и сказать: «Привет, папа!»? – Гэвин ясно видел, что Питер ушел в себя. Он чувствовал, как внутри клокочет незатихающий гнев. Неужели это преступление – хотеть, чтобы сын называл тебя папой? Или так называли и называют другого мужчину, врага? – Я так ждал, что увижу тебя снова, – продолжал Гэвин. – Прошло столько времени. Я думал, мы сможем по-настоящему поговорить, как отец с сыном. – Питер молчал. Казалось, он насмехается над словами отца. И это еще больше гневило Гэвина. – Я надеялся, что мы знаем друг друга гораздо лучше, – сказал он. Гнев все время напоминал о себе, но Гэвин старался погасить огоньки его незатухающего пламени. – И теперь у нас будет возможность, чтобы... – Вдохновение совсем покинуло его.
Он начал ходить по комнате, пытаясь побороть боль и разочарование. Они, как тлеющие угольки, могли вспыхнуть опять, и пламя разгорелось бы с новой силой.
– Это ты все это повесил? – спросил он, глядя на картинки и схемы.
Питер кивнул.
В эту минуту Гэвин заметил то, что частично явилось ответом на его мольбу. В углу стоял небольшой серебряный кубок с надписью, напоминающий те спортивные кубки, которые он сам когда-то выигрывал в школе. С трепетом он взял его и прочел надпись: «Питеру Хантеру за отличную работу по изучению природы».
Гэвин вздохнул. Он был слишком разочарован и не заметил, что его сын, стоя рядом, наблюдает за ним. В глазах у него светилась надежда.
– Это все, что у тебя есть? – спросил Гэвин. Ответом было молчание. – Ради Бога, Питер, поговори со мной как следует. Я не съем тебя.
Вместо ответа Питер открыл тумбочку у кровати, вынул металлическую пластинку и передал ее отцу. Это была награда от общества охраны птиц. Гэвин быстро взглянул на нее и отвел глаза.
Обида стояла комом в горле. Они украли у него сына! Он стал для него чужим.
– Все это очень хорошо, – сказал Гэвин сдавленным голосом. – А у тебя есть какие-нибудь мужские интересы? Может быть, ты играешь в футбол или крикет... или еще во что-нибудь? У вас в школе есть спортивные команды? – (Мальчик
Питер подумал над его последним вопросом, а потом вместо ответа пожал плечами. Вероятно, это означало, что иногда команды проигрывают, иногда выигрывают. Но Гэвин, со своими растерзанными чувствами, в этом передергивании плечами увидел презрение к своим вопросам и нежелание на них отвечать.
– Чем скорее я отвезу тебя туда, где ты будешь расти настоящим мужчиной, тем лучше, – сердито сказал он. Гэвин был на грани того, чтобы закричать, но знал, что не должен этого делать. Тогда он взял кубок и со всей силой швырнул его, дав выход своим чувствам и эмоциям. – Поговорим позднее, сейчас не время! – пробормотал он и вышел.
Гэвин легко не сдавался, но сейчас был на грани отчаяния. Он знал: все, что он делал, он делал неправильно. Но еще больше его пугало то, что он не знал, как делать правильно.
Оставшись один, Питер долгое время находился как бы в застывшем состоянии. Когда он понял, что Гэвин больше не вернется, то пошел и поднял кубок, который немного погнулся. Мальчик попытался выпрямить его, но вскоре оставил эту затею и положил кубок назад в ящик.
Гэвин вставал рано. На следующее утро он проснулся на рассвете и пошел на кухню. Там хозяйничала женщина средних лет, она представилась с суровым видом:
– Миссис Стоун, помощница. Я только что начинаю завтракать. Вам налить кофе?
– Потом, спасибо. Я ищу Нору.
– Она вон там, кормит этих существ.
То, как миссис Стоун фыркнула и сказала «этих существ», подсказало Гэвину, что он нашел родственную душу.
– Вы к ним равнодушны?
– Если бы было легко найти работу, меня бы здесь вообще не было, – заявила она, снова фыркнув. – По-моему, животные должны знать свое место, и не в доме. Когда я начала работать, то сразу же сказала, что к животным не подойду, – (раздался крик Осберта), – и к птицам тоже, – добавила она.
– Очень мудро, – с чувством согласился Гэвин. В окно он увидел Нору. Она стояла вдалеке, разговаривая с уже знакомым ему молодым человеком, окликнувшим его из птичьей клетки. Гэвин поспешил на улицу.
К тому времени, когда он подошел, Нора уже куда-то испарилась, а молодой человек оставался на прежнем месте.
– Привет. Я Гримсдайк. Все зовут меня Грим.
– Ты здесь работаешь? – спросил Гэвин.
– Я здесь живу. У меня две комнаты. Я плачу за них, помогая хозяевам. Если вы ищете Нору, то она пошла взглянуть на Бустера и Мака.
– Бустера и Мака?
– Бустер – ослик. Мак – его друг. Идите по той тропинке, держась правой стороны.
Гэвин пошел по указанной дорожке и вскоре обнаружил Нору. Она стояла у низкого проволочного забора, рядом с ней был Рекс, черно-белая собака, не отходившая от нее ни на шаг. Нора кормила старого ослика яблоком, которое предварительно размяла.
– Доброе утро, – сказала она приятным голосом, продолжая смотреть на ослика. – Давай доедай, вкусно.
– Как я понимаю, это Бустер? – спросил Гэвин, пытаясь вторить ее мягкому тону.