Возвращение к Высоцкому
Шрифт:
Конечно! Володя тогда был беспредельно безработным, даже не имел права работать по профессии, у него же была запись в трудовой книжке: «За систематическое нарушение трудовой дисциплины…» Страшно сказать. Единственное, чего я не знаю, кто привел Володю на Таганку.
Таисия Додина или Станислав Любшин.
Очень может быть, что Тая. Я просто не помню этого момента. Только помню, что Володя пришел и сказал: «Да, берут». А я не верила, что это на самом деле состоялось, и он сам боялся, что не состоится.
Он пел Любимову при первом показе?
Да, конечно. Ведь Любимову он больше
Володя на Таганку пришел к себе домой. То, что они встретились, то, что их свела судьба: Любимова, Губенко и Володю, — мог сделать только Бог. Эти трое были созданы друг для друга, и то, что масса людей недооценивает роль Губенко в этом союзе, говорит не в пользу воспоминателей.
Высоцкий любил, как его песни поет Губенко…
Они оба пели при мне. Я с Колей вместе училась в институте и хорошо знаю про их дружбу с Володей. Колю я помню с первого дня во ВГИКе, когда он появился с вещичками… Он уже на первой консультации пел под рояль. Володе очень нравилось его исполнение блатных песен — натуральных блатных, не Володиных. Он много пел во время съемок фильма «Застава Ильича». Вот тогда я услышала Колино исполнение «Вагончика», причем оно отличалось от общепринятого. Хотя текст был полным и Коля не знал, что слова написал Михаил Львовский, который в то время работал в нашем институте.
Губенко ушел из Театра на Таганке в 1968 году?
Раньше. Когда только начали репетировать «Галилея». В то время в театре был Саша Калягин — могучий актер. На роль Галилея был назначен он — они репетировали вместе с Володей. В принципе, пьеса была взята для Губенко, но Коля в это время уже уходил: или у него начинались съемки, или он уходил учиться во ВГИК на режиссуру…
Предлагал ли Высоцкий в то время свои песни другим исполнителям?
Могу назвать людей, кому он предлагал свои песни: Майя Кристалинская, Лариса Мондрус, Вадим Мулерман, Владимир Макаров и Иосиф Кобзон. Думаю, это было лето 64-го года. До того, как Володя уехал на съемки «Завтрашней улицы». Я вот-вот должна была родить Никиту, значит, это — конец июля. Был сад «Эрмитаж», был концерт, программу которого составлял Павел Леонидов. Он пригласил Володю для того, чтобы с ним пройти в антракте за кулисы: они пройдут по гримерным артистов, и Володя предложит им тексты. Не песни, а тексты: о мелодиях Высоцкого тогда еще никто не считал возможным говорить. Знаю, что Майе Кристалинской он предлагал «Колыбельную» — песню, которая не сохранилась, записи нет. Слова мой Аркаша помнит, а мелодию… «Колыбельную» он рассчитывал продать то ли в какой-то фильм, то ли на радио…
Существуют две версии про реакцию Иосифа Кобзона. По одной — он сказал: «Молодой человек, эти песни вы будете петь сами», по другой — просто дал двадцать пять рублей.
Было и то, и другое. Он сказал:
Почему он сам об этом не вспоминает? Он — скромный человек, и ему неловко об этом говорить. Но тогда он меня тронул до печенок.
И еще: на этом концерте пел Джорджи Марьянович. Мы сидели в ложе, прямо носом на сцене. Как Володя смотрел на работу Марьяновича! Как тот выходит на общение, как много добавляет к тексту песни… Наши певцы, даже лучшие, были какие-то обкраденные, как манекены с часовым механизмом внутри. А Марьянович ходил по сцене, садился, перекладывал микрофон из руки в руку, делал вид, что вообще не в микрофон поет, а просто так, строил глазки. Весь был «на общении». И ведь он тоже ростом маленький, он тоже старался строить диагонали, такой же жест: или ногу поднять, или руку — увеличить себя визуально. Я его, естественно, тогда не с Володей сравнивала, а с тем, как двигался, скажем, Мулерман — тот тоже пытался приплясывать. А Марьянович из ничего — из пустяковой советской песенки «Три года ты мне снилась» — такое сделал! Не забыть.
Скажите, Павел Леонидов — действительно родственник Высоцкого? И вообще, какова его роль в судьбе Владимира Семеновича?
Он, по-моему, сын двоюродной сестры Семена Владимировича, и в жизни Володи он сыграл роль многоярусную!
Когда Володя был грудным младенцем, Паша жил на даче Нины Максимовны, и, если у няньки болел живот или она вообще не приходила, Паша Володю нянчил. Еще Паша вырезал свое имя на садовых скамейках и на деревьях. А главное — он запоем читал фантастику и приключения. Не знаю, из чьей библиотеки.
У Володи в детстве увлечение фантастикой и приключениями было очень глубоким, он не одного «Тарзана» посмотрел в кино, он читал: всего «Тарзана», все выпуски Ната Пинкертона, всю настоящую классику приключений, всего Конан Дойля, не только Шерлока Холмса или «Затерянный мир», — всего! Включая «Белый отряд» и морские рассказы, которые вообще мало кто знает. А Володя знал их. И когда он в «Балладе о борьбе» поет о «нужных книжках», они все в его жизни были, и не без Пашки. Это — второй ярус.
Третий ярус — это когда Паша от всей души пытался помочь Володе какими-то связями. Не получилось. Что ж, отрицательный результат — тоже результат. Володя понял, что и репертуар он должен создавать для себя, и петь свой репертуар должен сам.
Позже мы с Пашей реже виделись: у него своя жизнь, свои личные дела. Но еще одно важное обстоятельство: Паша был примером человека, который вылечился от того, от чего почти никто не мог вылечиться. Пашей гордились врачи. И каждый раз, когда Володя задумывался, сможет ли сам остановиться, он говорил: «Ну, ничего. Есть врачи, есть Паша. Его вылечили, и я тоже…»
Записывал ли Паша Володю? Володя записывался у кого угодно, если был хороший магнитофон.
Интересно, куда после смерти Паши делся его архив? Говорят, его привезли в Союз. Там могут быть какие-то Володины рукописи. Я допускаю, что когда Паша водил нас в «Эрмитаж», Володя оставил ему рукописи. Все может быть…
А есть какие-то песни, которые еще никому не известны?
«В тюрьме Таганской нас стало мало…» Эту песню никто, кроме меня, не помнит…
В тюрьме Таганской нас стало мало — Вести по-бабски нам не пристало. Вчера я подстаканником По темечку по белому Употребил охранника — Ну что он, сука, делает?!