Возвращение Каина

Алексеев Сергей Трофимович

Он не чувствовал ни раскаяния, ни сожаления о том, что случилось. Думал как-то холодно и спокойно, с плотно сжатыми зубами и не ужасался даже тому, что о его шальной ночи в мастерской может узнать Аннушка. Отчего-то была уверенность в своей безгрешности и полной тайне происшедшего. Он засыпал с каким-то незнакомым отвращением к этой женщине и в полусне говорил ей об этом. Но Надежда принимала и понимала все, шептала в ответ, что так и должно быть, что миг отвращения короток и что он проснется с новым страстным желанием.

И она оказалась права…

Но Кирилл

осторожно встал и, одевшись, подошел к мольберту. В полумраке мастерской он не узнал себя: с темного холста смотрел человек с тяжелым лицом и с таким выражением, будто спрашивал всякого смотрящего — что вам еще надо от меня? Подите все прочь…

И не было ни одной соломинки, зато откуда-то из мрака падали зеленоватые, неживые отблески и лежала на лице крестообразная, неясная тень, возможно бросаемая невидимым оконным переплетом.

Он вернулся к постели, тихо присел на край. Лицо Надежды во сне было безмятежным, и приоткрытые влажные губы словно подчеркивали ее доступность и простоту отношений. Можно склониться, поцеловать ее и мгновенно разбудить бурю страсти и чувств. Она тоже вряд ли помнила его имя, потому что называла капитаном. Но если раньше даже намек, даже догадка о тайном пороке Аннушки вызывала в нем волну гнева, ревности и обиды, го сейчас эта доступность не казалась ему пороком. С нею было проще, и оттого он испытывал свободу, а не мучительные переживания; с нею можно было ни о чем не думать, а говорить лишь те слова, что вырываются в полубезумном бреду.

Кирилл коснулся ее щеки, тронул пальцами губы:

— Мне пора уходить.

Надежда подняла голову, вяло встряхнула волосы:

— Который час?

— Почти семь…

Она вскочила, как пружина, однако без суеты стала одеваться.

— Мне тоже пора… К восьми на работу, и надо забежать домой.

— Где ты работаешь? — спросил он.

— Где? — усмехнулась она. — Барменом в гостинице… Тебе зачем? Хочешь еще встретиться?

— Я уезжаю сегодня…

— Ну, счастливого пути! — засмеялась она. — Привет прекрасной незнакомке. Хотя какая она незнакомка… Ее зовут Аннушка.

— Я тебя никогда не забуду, — сказал он банальную фразу и замолчал от этого.

— Это я знаю! — уверенно заявила Надежда.

— Откуда ты знаешь? Я тебя обманул!

— Нет! — Она погрозила пальцем. — Всю жизнь помнить меня будешь. И умирая, вспомнишь!

— Почему?

— Потому что я — первая! — Она взяла его голову, заглянула в глаза. — Я могу забыть тебя, если ты скоро исчезнешь. Но ты — никогда. Знаешь, как приятно думать об этом в век бессердечного романтизма! Я помогла тебе познать мир. Запомни: мужчина не имеет связи с космосом и познает его только через женщину. Что желает женщина — то желает Бог. Так-то, капитан!

Она рассмеялась, ловко собрала волосы в пучок, подхватила сумочку. На минуту остановилась перед портретом.

— Смотрел?

— Да…

— Николаич тебя пожалел, — решила Надежда. — Хотя нет, он просто никак не может освоить современного стиля. Но последняя кража пошла ему на пользу, освоит.

Автоматические замки на дверях лязгнули точно так же, как в

прошлый раз, когда Кирилл уходил отсюда со свитком вырезанных холстов. Лестница покружила их и выставила на улицу.

— Салют, капитан! — Она махнула рукой и застучала каблучками по пустынной, гулкой дороге.

— Пока, — бросил он, глядя вслед.

Если он этой ночью и познал благодаря ей космос, то воспринял от него один только холод.

… Спустя полчаса он стоял неподалеку от входа в Дендрарий, укрывшись за углом автобусной диспетчерской. И чтобы не терять время, отчищал с плаща въедливый вороний помет. После чистки плащ походил на пятнистый морской камуфляж.

Аннушка вышла из Дендрария около девяти. Что-то скорбное было в ее облике — черное осеннее пальто, черная шляпка с вуалью, неторопливый и независимый шаг. Он выступил из-за угла, прошел за ней несколько метров.

— Девушка, у вас есть паспорт?

Аннушка остановилась, не оборачиваясь, проронила:

— Кирилл…

— Спокойно, — предупредил он. — Мы не должны обращать на себя внимания. Подождем автобуса.

— Почему ты убежал вчера? Это же ты был под моими окнами.

— А ты почувствовала это?

— Нет… Отец принес шляпу. Я догадалась.

— Кто еще догадался? — спросил он, озираясь по сторонам. — Алеша?

— Алеши нет дома. Почему ты не вошел? — Она смотрела сквозь вуаль пытливо и настороженно.

— На это есть причины, — уклонился он. — Объясню потом. Сейчас мы едем на вокзал, садимся в электричку и уезжаем.

— Новая авантюра?

— Безжалостный романтизм.

— Что случилось с тобой, Кирилл? Ты совсем чужой, — Аннушка незаметно коснулась его руки. — Руки холодные, глаза… И почему все время озираешься? Ты что-то украл?

— Тебя…

Она тронула небритую щеку Кирилла, осмотрела одежду и вдруг спокойно сказала:

— Я все поняла, Кирилл, прости.

— Что ты поняла? — усмехнулся он.

— Ты был в Белом доме. И вынужден скрываться.

— Молчи, ни слова больше, — Кирилл подсадил се в автобус, втиснулся сам, влекомый народом. В тесноте их прижало друг к другу. Ее лоб под вуалью был возле самых губ.

— Ты вчера пил? — шепотом спросила она.

— Вчера и позавчера, — в ухо сказал он, — Почти алкоголик…

— А не опасно сейчас ехать в Москву?

— Нет… Там легче скрыться.

На вокзале, поджидая электричку, они стояли друг перед другом, чтобы видеть, что творится вокруг. Слежки не было, по крайней мере, те двое в плащах не появлялись. В электричке Аннушка вдруг спросила:

— Ты Алешу там не видел?

— Нет, — сразу ответил Кирилл, соображая, где это — там. — Не видел…

— Странно, — проговорила она задумчиво. — Он поехал в Беларусь за оборудованием и пропал. Дома все так волнуются… Я пока молчу, но, кажется, он тоже был там.

— Где — там? — спросил Кирилл.

— Где и ты…

— Не видел. Там было очень много народу.

Они сидели друг против друга, чтобы наблюдать за пассажирами в вагоне. Аннушка вдруг схватила его руку, сжала.

— Милиционер вошел. Кого-то высматривает.