Возвращение королевы
Шрифт:
— Горный народ, — прохрипел Калиэль. — Не доверяй ему, Лута. Может, он разведку тут проводит перед набегом…
Мэти фыркнул и сел на пыльную дорогу, скрестив ноги.
— Не набег. — Он провел по земле двумя пальцами. — Много дней идти.
— Ты путешественник? — с любопытством спросил Лута, не обращая внимания на предостережение Калиэля.
— Долго ходить — это путе-шественник?
— Да. Много дней.
Мэти кивнул со счастливым видом.
— Путе-шественник.
— Но зачем? — резко
— Вас ждать.
Трое скаланцев обменялись недоверчивыми взглядами.
Мэти сунул пальцы в замусоленный мешочек на поясе, достал что-то темное, бросил в рот и начал громко жевать. Он предложил мешочек всем и глупо захихикал, когда молодые люди поспешно отказались.
— Видеть вас в песне сна… — Он помолчал, потом поднял два грязных пальца. — Столько ночей.
— Две ночи назад?
Мэти поднял теперь три пальца и показал на каждого из беглецов.
— Видел ты, и ты, и ты. И я найти это.
Он покопался в другом мешочке и достал погнутое золотое кольцо. Калиэль изумленно уставился на него.
— Это… это мое. Я его потерял, когда меня схватили.
Мэти наклонился вперед и положил кольцо в пыль перед Калиэлем.
— Я находить. Я бежать сильно, чтобы сюда приходить. — Мэти задрал ногу, демонстрируя беглецам присыпанные пылью порезы на мозолистой заскорузлой ступне. — Вы тоже бежать… от друг, который… — Он опять помолчал, подыскивая правильное слово, потом печально посмотрел на Калиэля. — Твой друг, он отвернул свое лицо.
Глаза Калиэля расширились.
Мэти покачал головой, потом еще раз коснулся своей груди, над сердцем.
— У тебя боль от этот друг.
— Замолчи, колдун!
— Калиэль, зачем ты так? — пробормотал Лута. — Он всего лишь говорит правду.
— Мне незачем слышать правду от таких, как он, — огрызнулся Калиэль. — Все это очень странно. Почему бы тебе не спросить у него, чего он хочет?
— Я говорить тебе, — спокойно произнес Мэти. — Вы мои проводники.
— Проводники? Но куда? — удивился Лута.
Мэти пожал плечами, потом посмотрел на Калиэля, склонив голову набок, и нахмурился.
— Сначала я лечить. Друг, кто отвернул лицо, ранил тебя.
Калиэль откинулся назад, но на большее у него просто не хватило сил. Однако Мэти и не подумал приближаться к нему. Он вообще не тронулся с места, только поднес к губам свою странную дудку. Ее открытый конец лежал прямо на земле перед ним, направленный отверстием на Калиэля. Надув щеки, Мэти дунул в посох, разогревая его.
— Остановите его! — Калиэль попытался отползти, не сводя взгляда с трубы, будто ожидал, что из нее вот-вот вылетит пламя.
Мэти не обратил внимания на его протест. Поудобнее прижав трубу к губам, он начал выдувать гудящие звуки. К ужасу Луты, на коже мужчины, пока он играл, проступали черные линии; они
— Ты же слышал его. Ему не нужна твоя магия! — закричал Бареус, становясь между колдуном и Калиэлем.
Лута сделал то же самое, готовый отразить неведомую атаку, в чем бы она ни выразилась.
Мэти посмотрел на них, в его глазах мелькнуло веселье, и тут же его дудка издала резкий, грубый хохот. А потом вдруг странный инструмент зазвучал совершенно иначе.
Сначала юноши услышали гудение, но оно сразу перешло в более глубокий и мягкий звук. Таинственные символы уже целиком покрывали лицо и руки колдуна и всю открытую часть его груди. Они напомнили Луте татуировки, которые он видел на коже людей из народа катме, но рисунки на коже незнакомца были более резкими и угловатыми. Странные символы немного напоминали звериные зубы и когти, что украшали шею и запястья колдуна. «Варварство» — другого слова Лута найти не мог. Глядя на пугающие рисунки, он вспомнил о страшных историях, которые он слышал о горном народе и его магии.
Но вопреки безотчетно пробудившейся тревоге звуки, издаваемые трубой, непонятным образом успокаивали его. Постепенно Лута поддался завораживающей мелодии и почувствовал, как тяжелеют веки. Он понимал, что заколдован, но сопротивляться не мог. Бареус стоял рядом, растерянно моргая и пошатываясь. Калиэль по-прежнему тяжело дышал, но глаза его закрылись…
Чарующее гудение продолжалось еще несколько минут, а потом Лута с изумлением обнаружил, что сидит на земле рядом с Калиэлем и пытается положить его голову к себе на колени. Калиэль вытянулся и повернулся на бок, скривившись от боли, когда на его спине натянулась присохшая к ранам рубаха.
Звук деревянной трубы вновь изменился, но Лута даже не заметил, когда это случилось. Теперь в воздухе разносился более высокий и легкий гул, а короткие переливчатые ноты перемежались длинными руладами. Калиэль вздохнул и расслабился, привалившись к Луте. Лута не мог бы сказать, заснул его друг или потерял сознание, но дыхание Калиэля стало ровнее и легче. Лута посмотрел на Бареуса: оруженосец уже заснул, сев на землю прямо там, где стоял до этого, и на его губах блуждала спокойная улыбка.
Но Лута сумел отогнать сон и остался на страже, наблюдая за колдуном со смесью восхищения и подозрительности. Несмотря на заурядную внешность, колдун, очевидно, обладал огромной силой. Он без труда взял власть над тремя юношами лишь с помощью своей странной музыки. Но самым невероятным казалось то, что гудение деревянной трубы словно высосало боль из спины Луты. Его кожа чесалась и горела, но самая сильная боль — там, где остались глубокие раны, нанесенные плетью, — ослабла и стала вполне терпимой.