Возвращение ковчегов

Jennifer Brody

Return of the Continuums

Профессор Дивинус спешил через Гарвардский двор. Полы его алой мантии шуршали, скрывая ноги, обутые в мягкие тапочки. В мемориальной церкви, возвещая конец занятий, прозвенел колокол.

– Кто бы мог подумать, что биофизика может быть столь увлекательной, – сказал после лекции в корпусе Сивера один из студентов.

Дивинус до сих пор обучал первокурсников, хотя вполне мог заняться чистой наукой и преуспеть на этом поприще. Первокурсники еще не пресытились, их умы оставались свежи и открыты, податливы, если не сказать чуточку наивны. «Нам всем не помешало бы иметь хоть малую долю этих качеств», – думал профессор.

Он держался мощеной дорожки, стараясь не наступать на тщательно ухоженный газон – дабы не вызвать гнев строгих смотрителей-садовников. Попадавшиеся по пути знакомые студенты, с сумками через плечо, окликали его: «Доброе утро, профессор!» – и бежали дальше, на следующее занятие.

С каменным лицом Дивинус кивал в ответ, соблюдая дежурную формулу вежливости. Он торопился и ни на мгновение не замедлил шаг. Нервно запустив руку в складки мантии, он нащупал футляр. Слишком ценна был эта вещица, чтобы случайно ее обронить. Пальцы сомкнулись на твердом кожаном чехле, и в голове мелькнуло: на месте. Впрочем, чувство облегчения быстро прошло.

Обычно разум Дивинуса был занят разработкой сложных планов и подготовкой к их исполнению. Однако случались моменты, когда он оставался один и ум занять было нечем, и тогда старый профессор мысленно представлял себе разные ужасы. Взглянув на несущихся по двору студентов, он вообразил, как их лица плавятся в жутком пекле, как их плоть, подобно воску, стекает с черепов.

«Еще не время», – подумал Дивинус и ущипнул себя за руку. Боль вернула к реальности. Наконец он достиг библиотеки Уайденера и быстро, насколько позволяли больные суставы, взбежал по ступеням высокого крыльца. Миновал двойные двери и поспешил дальше – по некогда величественным залам. Они были сплошь заставлены стеллажами, которые теперь пустовали, если не считать толстого слоя пыли на полках.

Прежде библиотека вмещала все накопленные человеком знания: пророческие, ошибочные и даже откровенно глупые, – однако все они существовали благодаря тому, что в какой-то момент ученые мужи и женщины брались за перо или, позднее, садились за клавиатуру в попытках осветить величайшие тайны Вселенной. Вид пустых полок удручал.

Профессор Дивинус вспомнил о легендарной Александрийской библиотеке, построенной в III веке до нашей эры. Пожар, уничтоживший этот крупнейший и наиболее значительный архив Древнего мира, ознаменовал утрату культурного наследия, в огне пропали множество

Вот он приблизился к золотистым дверям с печатью Уробороса – змея, кусающего себя за хвост и обвивающего надпись, которую профессор прочитал вслух:

– Aeternus eternus.

Компьютер распознал его голос, и створки дверей разошлись в стороны, открывая кабину лифта. Дивинус вошел в него, и лифт стремительно понесся вниз. У Дивинуса закружилась голова и заложило уши. Он схватился за поручень, ощущая, насколько хрупко его тело и непрочны кости. Старость застала его врасплох, пришла внезапно и окончательно. А ведь он по-прежнему воображал себя первокурсником – с прыщами на лице и копной ярко-рыжих волос, хотя и с тем и с другим профессор распрощался десятки лет назад.

Прошло минут двадцать, и лифт наконец остановился. Двери открылись. Один за другим зажглись потолочные светильники, выхватывая из тьмы подземные коридоры.

– Доброе утро, профессор Дивинус, – произнес голос, который доносился одновременно отовсюду и ниоткуда. – Остальные ждут вас в комнате управления.

Дивинус знал: медлить нельзя, но взгляд его за что-то зацепился. Скользнул по рядам криокапсул вдоль стен. Больше половины еще оставались пусты, однако вскоре им предстояло вместить эмбрионы. Это утешало: крохи надежды сохранятся здесь, замороженные, во сне.

Впрочем, и это чувство прошло. Разум тревожно гудел.

– Профессор, разрешите поторопить вас, – напомнил голос. Неизменно учтивый, он прозвучал уже не так уверенно.

Губы профессора дрогнули в улыбке, когда он замер у капсулы с впечатляющим зародышем Canis lupus [2] .

– Ной, давно ли мы знакомы? – спросил Дивинус.

– Вопрос с подвохом? – полюбопытствовал голос. – Профессор, вы сами меня программировали, а следовательно, я знаком с вами всю свою жизнь, что составляет тринадцать лет, сорок четыре дня, семь часов, двадцать одну минуту и пятьдесят две секунды…

– Значит, можешь говорить со мной прямо, – перебил Дивинус, прежде чем Ной перешел к наносекундам.

– Что ж, хорошо, профессор. Вы опоздали.

– Так-то лучше, Ной. Твои навыки общения уже выше.

– Я учился, – явно польщенный, ответил Ной.

– Ты прочел рекомендованную литературу?

– Просканировал некоторые из предложенных вами старых кинолент. Особенно мне понравилась «Космическая Одиссея 2001 года». Хоть мне и показалась странной мысль, что компьютер может восстать против своих создателей и попытаться убить их. Однако главным образом я мониторил социальные сети. Страсть людей к общению поистине безгранична.

Услышав это откровение, Дивинус наклонил голову. Сам он старался как можно меньше времени посвящать подобным отупляющим занятиям, но, как оказалось, был в меньшинстве.

– И правда, – ответил Дивинус.

– Если говорить откровенно, я нахожу это явление любопытным, – продолжил Ной. Его голос прозвучал задумчиво (еще одна изюминка программирования). – Я сам неплохо существую в полной изоляции.

– Что ж… мы не зря спроектировали тебя таким, – улыбнулся Дивинус. Улыбка, впрочем, быстро погасла. – Боюсь, в будущем тебя ждет долгое одиночество.