Возвращение миледи

Серова Марина Сергеевна

– Ну, мужик, ты попал! – сказал один из парней и с самым угрожающим видим направился к «Вольво».

Кленова не стала выходить из машины, а только немного опустила стекло со своей стороны.

– Блин! Баба за рулем! – заорал дружок Банзая. – Ну и как ты, коза, расплачиваться собираешься? Ты выйди, посмотри, что наделала? Ты знаешь, сколько такая фара стоит?! – совершенно натурально разбушевался он.

Я не слышала ответов Кленовой, но разговор, видимо, был очень жарким, поскольку отвлек ее настолько, что она не заметила, как другой парень быстро открыл

переднюю дверь машины с другой стороны и... буквально через несколько секунд нарисовался возле меня с дорогой кожаной сумкой в руке.

– Держите! – сказал он.

– Фару не жалко? – спросила я.

– Есть где починиться! – усмехнулся он.

Я бросила сумку на сиденье и поехала. Но нетерпение мое было настолько велико, что я, отъехав немного и завернув за угол, открыла сумку. Там оказались обычные женские мелочи, паспорт, ключи и прочая ерунда, которая была мне неинтересна, а еще довольно большой, размером с толстую книгу пакет, крест-накрест заклеенный скотчем. Я рванула бумагу и достала из пакета компактно сложенные аудиокассеты, два диска от видеокамеры, а также сложенные вчетверо пожелтевшие от времени листы бумаги. Я взяла листы и увидела, что это были написанные корявым пьяным почерком те самые заявления.

– Есть! – с торжеством сказала я и позвонила Кирьянову: – Можешь брать обоих, Володя! Дело, считай, закончено! Только не забудь при обыске изъять у Базарова все фотографии! Когда они будут уже у тебя, позвони мне, и я тогда за ними подъеду!

– Уже иду оформлять ордера! – пообещал Киря.

Отключив телефон, я поехала к Морозову. В роскошно обставленной приемной меня встретила довольно пожилая секретарша, судя по виду, боевой товарищ Михаила Антоновича на протяжении всей его работы, и я порадовалась за Савинкову – редкий муж ей достался.

– Скажите Михаилу Антоновичу, что пришла Иванова. Он меня знает.

Секретарша доложила обо мне по селектору, и я услышала голос Морозова:

– Пусть входит немедленно!

– Михаил Антонович ждет вас, – тоном церемониймейстера сказала секретарша и указала на дверь.

Я вошла и увидела, что Морозов шел мне навстречу, а его глаза горели, как у ребенка в Новый год при виде Деда Мороза, – он явно ждал чуда.

– Вот! – сказала я, протягивая ему бумаги. – Ваш кошмар закончился, Михаил Антонович! Так что сворачивайте свои поиски!

Взяв бумаги в руки, Морозов немного постоял, тяжело дыша, а потом сказал:

– Татьяна Александровна! Если вам когда-нибудь понадобится помощь нашей семьи, мы будем счастливы, понимаете, просто счастливы сделать для вас все, что в наших силах.

– Спасибо, – сказала я. – Как знать, как карта ляжет? Может быть, когда-нибудь и обращусь! – И предложила: – А теперь позвоните и обрадуйте Дину Николаевну!

– Да-да! Конечно! – заторопился он и, спохватившись, предложил: – Может быть, чай или кофе? А может, по коньячку в честь такого праздника?

– Это у вас праздник, – усмехнулась я. – А вот мне предстоит не самое приятное на свете занятие, и я хочу поскорее его закончить. Так что я пойду!

– Минутку, Татьяна

Александровна! – остановил меня Морозов и бросился к сейфу, где немного покопался и вернулся с толстой пачкой стодолларовых купюр. – Примите вместе с моей самой искренней и горячей благодарностью, – сказал он, протягивая мне деньги.

– Вообще-то я на Дроздова сейчас работаю, – сказала я.

– А это вам премия! – заявил Морозов, вкладывая мне в руку доллары.

– Ну, если так, то тогда конечно, – согласилась я, убирая деньги в сумку.

– А если вдруг, не приведи господи, что-то случится, то мы в полном вашем распоряжении, – заверил меня Морозов.

Покинув кабинет Морозова, я сразу поехала домой. Наскоро перекусила и, устроившись в кресле с кофе и сигаретой, принялась прослушивать аудиокассеты, изъятые у Кленовой. Чем дальше я слушала, тем больше убеждалась в том, что противник мне попался на загляденье: ни одна баба из тех, с кем я сталкивалась раньше, ей и в подметки не годилась! Я даже загордилась, что смогла такую мразь разоблачить. Я слушала одну кассету за другой, получала ответы на все мыслимые и немыслимые вопросы, и передо мной постепенно раскрывалась до самых мелочей вся картина преступления. Периодически я останавливала магнитофон, чтобы сварить новую порцию кофе, а покончив с кассетами, переключилась на видео. «Да уж! – подумала я, глядя на изображение. – Ловка ты, стерва, да не ловчее меня!»

Уже вечером мне позвонил Кирьянов и сказал, что ждет меня у себя в кабинете, причем говорил он таким торжественным тоном, что я поняла – все в порядке. Приехав к нему, я увидела в углу большой пакет, из которого торчали альбомы для фотографий, и вздохнула – работы мне предстоит чуть ли не на всю ночь.

– Ну, хвались! – сказала я и села у стола.

– А чего хвалиться? – с притворной скромностью спросил Володька. – Взяли мы Кривоножкина-Друидского там, где ты сказала. И оказался он, как я и предполагал, настоящим хлюпиком. Раскололся до самых башмаков!

– Что он говорит? – спросила я.

– А что он может сказать? – удивился Киря. – Конечно же, прикидывается бедненькой заблудшей овечкой и все на Кленову валит. Он, мол, наивный, думал, что это просто невинный розыгрыш. А когда прозрел, то насмерть перепугался...

– Того, что засветился! – уточнила я.

– И, позвонив ей из травмопункта, сказал, что сдаст со всеми потрохами, если она ему не поможет, – продолжил Володя. – Вот она его и спрятала.

– А он, душа безгрешная, чист аки ангел! – фыркнула я и спросила: – Квартиру посмотрели?

– Обижаешь! – укоризненно сказал Володька. – Но ничего интересного для нас нет.

– Ты этому агнцу божьему скажи, что все их разговоры Кленова на диктофон записывала, пусть невинность не изображает! Я тебе тут их привезла, – сказала я, доставая аудиокассеты из сумки. – Много интересного узнаешь!

– А это откуда? – насторожился Володька.

– Не имей... – начала я, и он продолжил:

– Сто рублей! – и мрачно спросил: – Ну и как я их тебе к делу пришью? Ты же их получила...