Возвращение Мориарти

Гарднер Джон Эдмунд

На протяжении долгих лет он получал доходы, сосредоточив в своих руках поистине неслыханные богатства, являвшиеся, по сути, конечным продуктом грабежей, заказных убийств, шантажа, фальшивомонетничества, проституции и много чего еще. К нему стекалась прибыль от притонов, удовлетворявших потребности любителей крепкой выпивки и курителей опиума, от поставщиков особого рода сексуальных утех, обслуживавших клиентов с нетрадиционными запросами, от желающих скрытно и срочно покинуть территорию Великобритании. Значительная часть этих денег вкладывалась в другие, более доходные предприятия, также входившие в сферу криминального влияния Профессора. Финансировались им и легальные заведения и учреждения; мало кто знал, что Джеймс Мориарти является тайным попечителем полудюжины мюзик-холлов и дюжины лондонских ресторанов, располагающихся

как в блистательном Вест-Энде, так и в богатых пригородах.

Проскользнув неслышно в комнату, Ли Чоу низко и с благодарностью поклонился. Иммигрант во втором поколении, двадцати с небольшим лет, он никогда не был в Китае, и, может быть, поэтому его плоское желтушное лицо светилось радостью, вызванной как внезапным возвращением Профессора в Лондон, так и новым статусом, полученным им наравне с Пейджетом.

Последний вошел вслед за китайцем, ведя с собой пухлую, средних лет женщину, чье круглое, от природы румяное лицо выражало сильное беспокойство.

— Миссис Хетти Джейкобс, — объявил Пейджет, копируя манеру мажордома, состоящего на службе у какого-нибудь важного вельможи.

Выражение лица Мориарти заметно смягчилось. Протянув руки, он шагнул к просительнице, которая из последних сил сдерживала слезы. В глазах ее вспыхнуло восхищение и появилась надежда.

— О, Профессор… вы вернулись… это и взаправду вы.

Взяв его руку, женщина припала к ней с почтительным поцелуем, словно к священной реликвии вроде Истинного Креста. [7]

7

Здесь нам надлежит взять паузу и поразмышлять над еще одним несоответствием. В «Последнем деле» Холмс, характеризуя Мориарти, говорит Уотсону: «Его наружность была хорошо знакома мне». Далее следует описание, приведенное в одной из сносок. Как мы уже видели, описание это не вполне совпадает с приведенным выше при пересказе событий вечера 5 апреля 1894 года. Холмс убежден, что описал Уотсону человека, которого он знал как Мориарти. Именно этого человека доктор видел затем на вокзале Виктория и позднее при других обстоятельствах. Тем не менее Моран, четыре члена «преторианской гвардии», миссис Хетти Джейкобс и, как мы увидим далее, другие знакомые и подручные Профессора без труда узнали в этом моложавом и не слишком высоком человеке настоящего Мориарти. Пока нам придется признать, что либо человек, которого Холмс принимал за Мориарти, оным не являлся, либо Мориарти, о котором идет речь в этой рукописи и которого узнали и признали криминальные элементы, не меньший мастер маскировки, чем сам Холмс. На все возникающие в этой связи недоуменные вопросы будут в нужное время даны исчерпывающие ответы. — Примеч. автора.

Мориарти позволил ей выразить таким образом чувства, всем своим видом показывая, что достоин оказанного ему уважения. Высвободив затем руку, он позволил просительнице выпрямиться, а когда она сделала это, отцовским жестом положил руки ей на плечи.

— Рад видеть тебя, Хетти.

— Сэр, мы уж и не чаяли снова увидеть вас среди нас. То-то сегодня радости будет на улицах.

Мориарти не улыбнулся.

— И не только радости, но и пьянства, и распутства. Без этого уж наверняка не обойдется. Но перейдем к делу. Пейджет сказал, что у тебя неприятности. Садись, Хетти, и расскажи, в чем дело.

Миссис Джейкобс уселась в кресло.

— Я ищу справедливости, Профессор. Справедливости для моих мальчиков.

Мориарти понимающе кивнул.

— Твои мальчики, да. Уильям и… как зовут старшего?

— Бертрам, сэр, как и его отца, упокой Господь его бедную душу.

— Да, да. — Мориарти помнил Берта Джейкобса-старшего, умершего в тюрьме шестью или семью годами ранее, весьма искусного фальшивомонетчика. — И что же случилось с ними, Хетти?

— Забрали их, сэр, полгода назад. Со стариком Блендом.

— С Блендом? Скупщиком, что живет возле Уоппингской лестницы?

Хетти Джейкобс кивнула.

— Просто пошли навестить старика. Он, как вы знаете, сэр, был другом их отца, и ребята заходили к нему раз, а то и два в месяц. Ничего такого, сэр. Просто по-дружески. Мальчики они хорошие, я их ни про что не спрашиваю,

но ничего плохого с ними не случалось.

Скорее, по воле случая, чем благодаря их сообразительности, подумал Мориарти, знавший братьев как искусных карманников, с малых лет работавших на улицах Вест-Энда. Братья хорошо одевались и, посещая парки, театры и мюзик-холлы, выглядели и вели себя как вполне приличные молодые люди. Мориарти сам занимался их подготовкой и знал, что они могли бы сойти за своих в любой достойной компании. Лет сорок или пятьдесят назад они стали бы основной частью так называемой «Банды щеголей», [8] но теперь были независимы, приспособив старые прием под современные условия.

8

«Банда щеголей» (Swell Mob) — в 30–60 годы XIX века так называли карманников, жуликов и аферистов, которые, дабы избежать разоблачения, одевались и вели себя как респектабельные джентльмены.

— Так что же произошло? — мягко спросил он.

— Сидели они у старика Бленда, выпивали, слушали его байки. Бленд любит потолковать про старые времена, а им завсегда интересно послушать.

Мориарти уже все понял. Наделенный от природы необычайной памятью, Бленд мог часами рассказывать о разных ворах, душегубах и прочих злодеях да событиях времен собственной юности. Слушая его, братья не только узнавали что-то интересное, но и всегда мотали на ус с прицелом на будущее.

— Там-то их свиньи и накрыли. [9] Старик, наверно, снебрежничал. Оставил в сундуке кой-какое барахлишко с Мейденхед-Мэнор. С ним-то его и взяли.

— А заодно и ваших ребят прихватили.

— Да уж, прихватили, ублюдки, хотя мальчики и слова им плохого не сказали.

Мориарти вздохнул. В конце концов, обучались братья за его счет, и ему от их доходов перепадала немалая доля. Оба понимали, что сопротивление при аресте чревато неприятностями. В ограблении Мейденхед-Мэнор ни один, ни другой участия, конечно, не принимали. Будучи опытными карманниками, они знали свое место и ни за что бы не пошли на большое ограбление.

9

Сейчас, в 1970-е, считается, что пренебрежительное «свинья» в отношении полицейского появилось в 1960-х, во время студенческих и расовых волнений в Америке, когда полицейские носили противогазы. На самом же деле «свиньями» полицейских и детективов называли еще во второй половине XIX века. — Примеч. автора.

— Значит, их забрали как соучастников Бленда?

— И они все теперь в кутузке.

— Бленд за хранение краденого, а мальчики — за сопротивление аресту и как соучастники?

— Никакие они не соучастники, сэр. И никогда бы в жизни себе такого не позволили!

— Знаю, Хетти, знаю, но английское правосудие — штука странная.

— Разве ж это правосудие? Нету никакого правосудия.

— Будет. Сколько им дали?

— По три года каждому. Оба в Стиле. [10] Премерзкое место, сэр.

10

Стил — исправительное учреждение в Мидлсексе, известное также как тюрьма Колдбат Филдс, отличалось особо строгим режимом. В XIX в. здесь действовала так называемая «система молчания», в рамках которой заключенным запрещалось общение друг с другом. — Примеч. автора.

— Говорят, теперь там лучше. По крайней мере, не так плохо, как прежде. И строгости поменьше, и общаться позволено.

— Не верьте, сэр, тем, кто так говорит. Камеры все те же, и надзиратели злые, как звери.

— Насчет надзирателей я знаю. Кто был судьей? — резко спросил Мориарти.

— Хокинс.

Мориарти улыбнулся. Значит, Хокинс все еще при должности. А уж должен был бы уйти на покой. Сэра Генри Хокинса знали многие. Именно он шестнадцатью годами ранее приговорил к пожизненному заключению Чарли Писа, обнаружив вскоре, что Пис незадолго до того был осужден по другому делу.