Возвращение настоящего
Шрифт:
Все уже находились в кабине управления, ждали только «гражданских», поглядывая на экраны, с которых в кабину лился призрачный лунный свет; в композиции твердь-море ничего не изменилось, и женщина по-прежнему поправляла волосы, и вереница мошек-людей всё так же медленно двигалась от храма к храму.
– Кажется, он закончил свои манипуляции, – сказал лейтенант, кивнув на оживившегося с появлением Марьяны Дебила.
Она заговорила с оператором.
– Он сменил программу резонанса. Теперь можно
– Шансы? – спросил Морев.
Вопрос – ответ.
– Он не может оценить. – Марьяна помолчала, вслушиваясь в лепет пленника, сказала совсем тихо: – Может быть, один шанс из… тысячи.
По кабине прошло движение, хотя даже острый на словцо Синенко предпочёл промолчать.
– Что ж, поскольку других идей нет… – Морев изучающим взглядом прошёлся по лицам подчинённых, потом «гражданских». – Прыгаем?
Ответом было всё то же молчание.
– Всем товсь! Вперёд!
Дебил, прежде чем вдавить округлость пускателя, заискивающе посмотрел на Рената, и молодой человек улыбнулся ему в ответ, понимая чувства пленника.
На сей раз «прыжок в бездну времени» длился ощутимо долго.
Хронопутешественники несколько раз всплывали из бессознательного состояния и погружались в него вновь, пока наконец сила, давившая на голову, не отпустила их и они смогли вздохнуть свободно. Но пресс, сдавливающий грудь, не исчез. Лишь несколько мгновений спустя Ренат понял, что невесомости больше нет и они находятся в привычном для себя поле тяжести.
Все лежали на полу, кроме Дебила и Марьяны, оказавшейся у него на коленях. Начали шевелиться, озираться, подниматься на ноги.
Экраны не работали, четыре прозрачных столбика по углам панели управления пульсировали тусклым коричневым светом. Кабину заполнял свет аварийных красно-фиолетовых светильников, запрятанных в толще потолка. Откуда-то снаружи в кабину проникал неясный шум: звонки, тонкие всхлипы, похожие на вопли противоугонных автомобильных сирен, голоса, дробный стук.
Капитан Морев первым отреагировал на эти звуки:
– Сомов, Махлин, Корж – к двери! Автоматы на товсь! Марьяна, где мы?
Девушка сползла с колен оператора, начавшего подавать признаки жизни, легонько пошлёпала его ладошкой по щеке.
Дебил открыл мутные глаза, напрягся, впился глазами в табло на панели, пошипел сквозь зубы, пробежался пальцами по клавиатуре. Загорелись окошечки на пульте, прозрачные столбики окончательно погасли. Вместо них из панели вылез стеклянный бутон, сыграл световую гамму вспышками: фиолетовая – синяя – зелёная – жёлтая.
Дебил воззрился на бутон как на ядовитую змею, пролепетал что-то.
– Финиш, – перевела Марьяна. – Мы попали туда, куда хотели. Это двадцать первый век… момент Перехода… и нас кто-то вызывает.
Морев бросил взгляд на бутон.
– Это рация? Или что там у них?
– Очевидно, рация.
– Кто
Дебил побледнел, насколько можно было судить об этом по его землистому лицу, выговорил длинную фразу.
– Он говорит: это Ко… обль… рау… какая-то аббревиатура непонятная…
Дебил повторил, старательно выговаривая слова.
– Ага, поняла… крепкий… основательный… быстрый… раб… рабо… в общем, на русском это будет звучать как КОБРА. Он личный страж Всевышнего… их Правителя.
– Ну и что с того, что он личный страж? – хмыкнул Синенко. – Чего он так перепугался?
– КОБРА имеет неограниченные полномочия. Если он прибыл сюда, в сентре… в центр, значит, получил приказ Правителя…
– Какой приказ?
– Ликвидировать всё, что препятствует Переходу.
В кабине стало тихо, только бутон продолжал издавать царапающие ухо звуки.
– Понятно, это означает, что ликвидировать надо и нас в том числе. Спроси, что такое этот сентре коммандер.
Дебил заговорил без подсказки, интуитивно понимая, что интересует его хозяев.
– Центр… управления… хроносдвигом… шоукси шонксин по-китайски. Мы попали в один из его дубль-контуров.
– То есть нас не ждали?
– Н-нет.
– И здешние воррихо не знают, кто находится в кабине транслятора?
– Скорее всего, не знают.
– Отлично! У нас есть шанс громко заявить о себе. Это радует. Пусть Дебил поговорит с этим… змеем. – Морев усмехнулся. – Надо же, у их Правителя есть эмиссар по особым делам, как у Гитлера. История повторяется даже в деталях. Нас будет видно, если мы отзовёмся?
Марьяна выслушала сбивчивую речь оператора.
– Да, здесь над экранами телекамеры.
– Скайп? Славно… Есть чем залепить глазки камер?
– Жвачкой, – предложил самый тихий из сержантов по фамилии Репин.
– У кого есть жвачка?
Бойцы обшарили карманы, однако жвачки не нашлось ни у одного. Не было её и у «гражданских».
– Консервы! – вдруг высказал мелькнувшую мысль Ренат.
– Точно, молодец! – обрадовался лейтенант. – Можно попробовать.
Нашли несколько банок консервов воррихо, вскрыли, в одной из них обнаружилось коричневого цвета желе, им и заклеили зрачки телекамер над пультом.
Дебил включил связь, и центральный экран показал узкий отсек с голыми металлическими стенами и паутиной трубок, скрывающей потолок. Напротив внешней камеры чернел прямоугольник входной двери в отсек, из которой выбегали «киберсолдаты», окружая капсулу ретранслятора, включающую кабину управления и хроногенератор.
Второй экранчик показал плечистого гиганта в чёрном мундире, сверкающем серебряными позументами и бляхами.
Вот это был настоящий воррихо!
Лицо у него было «тройное», как и у Дебила, но читалась на нём такая человеческая властность, разбавленная колоссальным равнодушием ко всему, что хотелось перекреститься и спрятаться от этого «псевдочеловека» подальше.