Возвращение Рейвенора

Абнетт Дэн

Рикенс сразу увидел строительные леса. Их было трудно не заметить, особенно если с них свисает тело человека, шею которого оплела веревка.

— Это и есть тот самый преподобный отец? — спросил Рикенс. — Или вы мне чего-то еще не сказали?

— Он самый, — сказала Плайтон. — Мы оставили его как есть, пока опечатывали территорию. Медика мортус и судебный анатом ждут, когда мы разрешим им осмотреть тело.

— Он повесился, — произнес Рикенс.

— То, что он умер от удушения, несомненно, — ответила Плайтон. — Но остальное нам неизвестно.

Это может быть и самоубийство, и убийство, и несчастный случай… — Она пожала плечами.

Огромные леса поднимались прямо к перевернутой чаше купола. Скамьи были сдвинуты в сторону, чтобы освободить для них место. Под лесами были разложены листы, предохраняющие пол от капель краски, лежали груды неиспользованных досок, валялись художественные принадлежности и стояли ведра с краской и известью. Здесь находились еще двое младших маршалов из отдела Рикенса: Броерс и Родински. Броерс допрашивал сидящего на скамье длинноволосого молодого человека, одетого в запачканный краской комбинезон.

— Что нам известно? — поинтересовался Рикенс.

— В ризнице проводятся капитальная уборка и ремонт, сэр, — сказала Плайтон. — Архидьякон Ольсман осуществлял надзор за процессом и принимал работу.

— А кто этот молодой человек?

— Художник-портретист. Его зовут Ирнвуд. Один из бригады реставраторов, работающих над куполом. Он очень энергичен, талантлив и, думаю, любит свою работу. Этим утром он пришел пораньше, чтобы наработать побольше дополнительных часов. Похоже, он что-то нашел там, сэр. Когда Ольсман зашел проверить его работу, Ирнвуд помог ему подняться на леса и показал свою находку. А затем…

— Затем?…

— Ирнвуд не смог толком объяснить. Ольсман, похоже, был озадачен. Расстроен. Прежде чем Ирнвуд понял, что произошло, архидьякон свалился с мостков. То ли у него уже была веревка на шее, то ли он запутался в ней, пока падал. Так или иначе, нам пришлось ехать сюда.

— Каково же ваше мнение? — спросил у нее Рикенс.

— Как я уже и говорила. Очень неприятный несчастный случай. Необычное самоубийство. Или же кто-то — и тут можно указать пальцем только на Ирнвуда — убил его.

Рикенс вновь окинул ризницу взглядом. Было что-то такое в этом месте, что всегда заставляло его чувствовать себя неуютно. Первые несколько дней после похорон жены он приходил сюда, надеясь, что в ризнице будет легче найти покой и уединение, чем в великом темплуме. Но при всей своей штукатурной белизне и сверкающей позолоте, ризница оставляла гнетущее впечатление. Ощущение темницы. После нескольких визитов он предпочел сидеть в печальном сумраке большого храма.

— Если Ольсман сам покончил с собой, мы скоро это узнаем, — произнес Рикенс.

— Я уже поручила Лимбволу провести дополнительные проверки, — сказала Плайтон. — Он пытается выяснить все интимные подробности.

— Скажи ему, чтобы проверил все, что только можно. Тайные долги. Скрываемая болезнь. Все стандартные проблемы вплоть до позорных секретов, в которые

были бы вовлечены послушники или горничные.

— Конечно.

— Он должен проверить все, но действовать осмотрительно, Плайтон. Я хочу найти тайны, а не раздуть громкий скандал.

— Да, сэр.

Рикенс защелкал тростью, направляясь к Броерсу и молодому человеку. Ирнвуд обладал невероятной, дикарской, артистической красотой. Вытянутые, проворные пальцы, длинные волосы, покрытые капельками краски. Узкое, худощавое лицо с резко выступающими скулами, каковые у самого себя Рикенс в последний раз видел на выпускном снимке. Академия Магистратума, выпуск семьдесят второго года. Двести семьдесят второго.

«Старею», — подумал Рикенс.

— Рикенс, особый отдел. Что вы можете мне рассказать, мастер Ирнвуд?

Молодой художник поднял взгляд. Его глаза были влажными от слез, его трясло.

— Он просто свалился.

— Почему он упал?

— Он был расстроен. Я только показал ему свою находку. Она, конечно, и меня самого удивила. Но когда он увидел ее, он… он вышел из себя. Он выкрикивал слова, которых я не понимал, и…

— Что же вы нашли, мастер Ирнвуд?

— Второй потолок, сэр.

Рикенс посмотрел на купол, а потом снова на реставратора.

— Второй потолок?

Ирнвуд тяжело сглотнул.

— Я уже много недель работаю под куполом. Заменяю позолоту там, где ее повредила сырость. В некоторых местах это очень сложно. Приходится ложиться спиной на мостки и обрабатывать то, что находится прямо над тобой. Руки очень сильно устают.

— Не сомневаюсь.

— Несколько кусков просто выпало. Я хочу сказать, что известковая штукатурка там сейчас похожа на сырую бумагу и просто обваливается. Вон там был особенно плохой участок.

Художник поднялся и показал пальцем на черное пятно прямо над золотым плечом святого Киодруса.

— Он был сильно поврежден недавними дождями, поэтому я пришел пораньше, чтобы постараться восстановить все раньше, чем пятно распространится. Только я успел подняться, как он обвалился.

Рикенс увидел беспорядочно разбросанные куски старой штукатурки и грязи на полу ризницы под лесами.

— На секунду мне показалось, что сейчас весь купол обрушится мне на голову, — продолжал Ирнвуд. — А потом я увидел отверстие. Оно очень большое. Дыра, выходящая на другую сторону купола. Поэтому я взял лампу и посветил внутрь.

— И что же вы там увидели, мастер Ирнвуд?

— Как я уже и говорил, другой потолок. Этот купол — ложный. За ним пустота. А приблизительно на два метра выше есть второй купол. Он раскрашен.

Я хочу сказать, что фрески, на нем прекрасны. И они очень древние. Но об этом нет никаких записей. Я хочу сказать, что они были скрыты от нас в течение нескольких столетий. Столетий! Зачем надо было это прятать? Почему никто не знает об этом?

— Это вы и показали архидьякону?

Ирнвуд хмуро кивнул.