Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
– Мы с вами не знакомы?
– Я был одним из ваших учеников, – сказал Керн.
– Ах вот как… – Профессор кивнул. – Скажите, вы не знаете людей, которым нужны пылесосы? Десять процентов скидки и выплата в рассрочку? Или патефоны?
Удивление Керна длилось недолго. Профессор был крупным авторитетом в области раковых заболеваний.
– Нет, к сожалению, не знаю, – сказал он с сочувствием. Ему было хорошо известно, каково торговать пылесосами и патефонами.
– Так я и думал. – Профессор
Им подали перловый суп с говядиной. Керн быстро съел свою порцию и посмотрел на скрипача. Тот сидел неподвижно, положив руки на стол. Он не прикоснулся к супу.
– Почему вы не едите? – удивился Керн.
– Не могу.
– Вы больны?
Лампы без абажуров струили резкий свет, и вытянутое лицо скрипача казалось совсем желтым.
– Нет, я здоров.
– Надо бы вам поесть, – сказал Керн.
Скрипач не ответил. Он закурил сигарету и сделал несколько торопливых, жадных затяжек. Потом отодвинул тарелку.
– Так жить невозможно! – вырвалось у него наконец.
Керн участливо посмотрел на него.
– У вас нет паспорта? – спросил он.
– Нет, паспорт у меня есть, но… – Скрипач нервным движением загасил окурок. – Но ведь так жить невозможно! Вот так, без всего! Без какой бы то ни было почвы под ногами!
– Бог мой! – сказал Керн. – Ведь у вас все-таки есть паспорт, есть скрипка…
Скрипач поднял глаза.
– Дело совсем не в этом! – раздраженно ответил он. – Неужели вы не понимаете?
– Понимаю.
Керн почувствовал огромное разочарование. Так чудесно играть может только совсем особенный человек, подумал он. Человек, у которого есть чему поучиться. И вот передо мной сидит ожесточенный мужчина, и пусть он на добрых пятнадцать лет старше меня, – все равно – я вижу в нем только капризного ребенка. Что ж, первая стадия эмиграции. Еще утихомирится.
– Вы правда не будете есть суп? – спросил он.
– Нет, не буду.
– Тогда отдайте его мне. Я еще голоден.
Скрипач пододвинул ему тарелку. Керн начал медленно есть. Каждая ложка таила в себе силу, столь необходимую, чтобы бороться и противостоять беде. Он не хотел лишиться ни одной крупицы этой силы. Окончив есть, он поднялся.
– Спасибо за суп, хотя мне было бы приятнее, если бы вы сами съели его.
Скрипач поднял глаза. Керн увидел лицо, изборожденное морщинами.
– Моего состояния вам, пожалуй, еще не понять, – заявил скрипач.
– Понять его легче, чем вы думаете, – возразил Керн. – Вы просто несчастливы, больше ничего.
– Больше ничего?
– Нет. Вначале все думают, будто в этом заключено что-то особенное. Поживете еще немного в эмиграции
Керн вышел. К своему удивлению, на противоположном тротуаре он заметил профессора, расхаживающего взад и вперед. Керн хорошо помнил, как профессор, комментируя во время лекции какое-нибудь новое сложное открытие в области терапии рака, неизменно закладывал руки за спину и, слегка подавшись вперед, разгуливал перед кафедрой. Но теперь его мысли были, по-видимому, заняты только пылесосами и патефонами.
Керн колебался. Никогда он не решился бы ни с того ни с сего заговорить с профессором. Но теперь, после беседы со скрипачом, он подошел к нему.
– Господин профессор, – сказал он. – Извините, что осмеливаюсь обеспокоить вас. Раньше я не поверил бы, что смогу дать вам совет. Но сейчас мне хотелось бы это сделать.
Профессор остановился.
– Охотно выслушаю вас, – рассеянно ответил он. – Весьма охотно. Я благодарен за всякий совет. Постойте, как же это вас звали?
– Керн. Людвиг Керн.
– Благодарен за любой совет, господин Керн. Просто чрезвычайно благодарен, уверяю вас!
– Вряд ли это можно назвать советом. Просто у меня есть некоторый опыт. Вы хотите продавать пылесосы и патефоны. Бросьте это! Только время теряете. Сотни эмигрантов пытаются делать то же. Это так же бессмысленно, как искать людей, желающих страховать свою жизнь.
– Этим-то я как раз и хотел заняться вскоре, – с живостью перебил его профессор. – Кто-то сказал мне, что заниматься страхованием не так уж трудно и что тут можно кое-что заработать.
– И он предложил вам определенный процент за каждый страховой договор, не так ли?
– Разумеется. И даже хороший процент.
– И больше ничего? Никакой компенсации издержек, никакого твердого жалованья?
– Нет.
– То же самое могу вам предложить и я. Все это ровно ничего не значит. Скажите, господин профессор, вам уже удалось продать хоть один пылесос? Хоть один патефон?
Профессор беспомощно посмотрел на него.
– Нет, – сказал он с какой-то болезненной пристыженностью, – но надеюсь, в ближайшем будущем…
– Оставьте это, – прервал его Керн. – Вот вам мой совет. Раздобудьте немного шнурков для ботинок. Или несколько банок гуталина. Или десяток-другой пачек английских булавок. Мелочи, которые могут понадобиться каждому. Ими и торгуйте. Много на этом, конечно, не заработаете. Но время от времени кое-что удается продать. Сотни эмигрантов занимаются этим. Английскую булавку легче продать, чем пылесос.
Профессор задумчиво посмотрел на него:
– Об этом я как-то не подумал.
Керн смущенно улыбнулся: