Возвращение Шерлока Холмса
Шрифт:
Холмс переворачивал быстрыми, тонкими пальцами письма, счета и записные книжки, изучая их живым, проницательным взглядом.
— Ничего интересного, — сказал он наконец. — кстати, ваш друг, кажется, не жаловался на здоровье. Его ничего не беспокоило?
— Нет, он здоров как бык.
— Вы когда-нибудь видели его больным?
— Ни разу. Однажды он расшиб ногу, и еще как-то у него сместилась коленная чашечка, но все это пустяки.
— И все-таки, возможно, он не так уж здоров, как вам кажется. По-моему, он чем-то болен, но держит это в тайне. С вашего
— Одну минуту, — послышался скрипучий голос, и, оглянувшись, мы увидели в дверях смешного старичка, размахивающего руками. На нем был порыжелый сюртук с развязавшимся белым галстуком и цилиндр с необычайно широкими полями. Он был похож на деревенского священника или наемного плакальщика. Но, несмотря на этот жалкий, почти нелепый вид, его резкий голос и решительные манеры выдавали в нем человека, привыкшего повелевать.
— Кто вы такой, сэр, и по какому праву берете бумаги этого джентльмена? — спросил он.
— Я частный сыщик. Хочу найти причину его исчезновения.
— Ах вон оно что! А кто вас об этом просил?
— Вот этот джентльмен, друг мистера Стонтона. Его направили ко мне из Скотленд-Ярда.
— Кто вы такой, сэр?
— Я Сирил Овертон.
— Значит, это вы послали мне телеграмму. Я лорд Маунт-Джеймс. Получив ее, я с первым же омнибусом отправился сюда. Значит, это вы наняли сыщика?
— Да, сэр.
— И вы готовы платить?
— Я не сомневаюсь, что мой друг Годфри оплатит счет.
— А если вы его не найдете? Что тогда, отвечайте!
— В таком случае его родные, несомненно…
— Ни в коем случае, сэр! — взвизгнул старик. — И не думайте, что я заплачу вам хоть пенни. Так и знайте, мистер сыщик. Я единственный родственник этого молодого человека, и я заявляю, что меня все это не касается. Если у него есть виды на наследство, то только потому, что я никогда не бросал денег на ветер и сейчас не собираюсь этого делать. Что же касается бумаг, с которыми вы так бесцеремонно обращаетесь, то должен сказать, что если они представляют какую-нибудь ценность, вы будете по всей строгости отвечать за каждый пропавший листок.
— Отлично, сэр, — сказал Шерлок Холмс. — Но позвольте спросить, нет ли у вас каких-либо соображений, куда мог деться молодой человек.
— Никаких соображений! Он достаточно взрослый, чтобы заботиться о себе. И если у него хватило ума потеряться, пусть пеняет на себя. Я категорически отказываюсь участвовать в его розысках.
— Я понимаю вас, — сказал Холмс, и в его глазах сверкнул злой огонек. — Но вы, кажется, не совсем меня понимаете. Годфри Стонтон небогат. И если его похитили, то вовсе не для того, чтобы завладеть его состоянием. Молва о вашем богатстве, лорд Маунт-Джеймс, распространилась даже за границей. Не исключено поэтому, что вашего племянника
Лицо нашего неприятного посетителя стало белым, как его галстук.
— Боже мой, сэр, я никогда не думал, что люди способны на такое! Каких только мерзавцев нет на свете! Но Годфри — стойкий парень, он не предаст своего дядю. Впрочем, я сегодня же вечером отвезу в банк фамильное серебро. А вы, мистер сыщик, не жалейте, пожалуйста, сил. Во чтобы то ни стало найдите его целым и невредимым. Что же касается денег — ну, скажем, пять или даже десять фунтов, — можете всегда рассчитывать на меня.
Но даже сейчас, в эту минуту просветления, титулованный скряга ничем не мог нам помочь, ибо почти ничего не знал о своем племяннике. Единственный ключ к тайне по-прежнему содержался в последних словах телеграммы, и Холмс с ее помощью надеялся нащупать следующее звено. Наконец лорд Маунт-Джеймс ушел. Ушел и Овертон, чтобы вместе с командой обсудить свалившуюся на них беду. Рядом с гостиницей была почта, и мы остановились перед ней.
— Стоит рискнуть, Уотсон, — сказал Холмс. — Конечно, с ордером на руках я мог бы просто потребовать, чтобы мне показали корешки, но до этой стадии еще далеко. Я думаю, что они вряд ли запомнили его лицо в этой беспрестанной сутолоке. Рискнем!
— Простите за беспокойство, — обратился он через окошко к молодой девушке, пустив в ход все свое обаяние. — Вчера я отправил телеграмму и боюсь, что сделал в ней большую ошибку. Почему-то задерживается ответ, уж не забыл ли я подписаться. Могли бы вы проверить?
Девушка взяла пачку корешков.
— В котором часу вы отправили телеграмму? — спросила она.
— Сразу же после шести…
— Кому?
Холмс прижал палец к губам и оглянулся на меня.
— Она кончается словами: «…ради всего святого», — прошептал он. — Пожалуйста, я очень беспокоюсь.
Девушка отделила одну из телеграмм.
— Вот она. Фамилии действительно нет, — сказала она, разглаживая ее на стойке.
— Я так и знал, — сказал Холмс. — Боже, какой я идиот! До свидания, мисс, премного вам благодарен. У меня словно гора с плеч свалилась.
Когда мы вышли на улицу, он довольно засмеялся, потирая руки.
— Ну? — спросил я.
— Все хорошо, дорогой Уотсон! У меня в запасе было семь разных способов, как подобраться к телеграмме. Но я меньше всего ожидал, что повезет с первого раза.
— Что же вы узнали?
— Узнал отправной пункт наших исследований. Вокзал Кингс-Кросс, — сказал он кучеру подъехавшего к нам кэба.
— Значит, мы уезжаем из Лондона?
— Да, в Кембридж. Все говорит о том, что надо искать в этом направлении.
— Скажите, пожалуйста. Холмс, — начал я, когда кэб громыхал по Грэйс-Инн-роуд, — составили ли вы себе представление, почему исчез Годфри Стонтон? Мне кажется, что ни в одном вашем деле мотивы не были столь туманны. Вы вряд ли верите, что его похитили, зарясь на деньги его богатого дядюшки.