Возвращение - смерть
Шрифт:
детектива.
– А зачем, Таня? Кто тебя научил?
– Нет, - она томно закатила глаза, демонстрируя мне склонность к истерии, - Но я точно знаю, что она не хотела умирать. Не собиралась. Она мне сказала, что ей надо обязательно вмешаться.., - Танечка запнулась и замолчала. На всех парусах к нам мчалась Инна Константиновна, выбравшая объектом ненависти меня:
– Не вздумайте идти у неё на поводу. Она не сможет нас запугать. Таня, я выступлю свидетелем!
– Да - да, - закивала Танечка.
– Это даже лучше. Анна Семеновна сама сделала себе
– Так во что же вмешаться?
– спросила я, понимая, что ускользает самое главное.
– Во что? Вспомните все, что было сказано. А лучше - запишите, а?
– Да, правильно. Я запишу. Я подумаю. Давайте встретимся завтра? Вечером? Или послезавтра? Я вам сама позвоню. Хорошо?
– глаза Танечки забегали, перебирая меня, Инну Константиновну, толпу празднопровожающих людей. Она кого-то искала? Или нашла!
– Хорошо, только пусть все будет точным, - согласилась я и победоносно посмотрела на Инну Константиновну .
– А вам пора сдавать желчь в медицинских целях. Чтоб столько добра не пропадало...
– Не смейте на меня орать, - возмутилась Инна.
Странно, когда человек глухой, ему кажется, что говорят тихо. А когда суперслышаший - значит, громко. Кажется, это качество приобретается при преодолении очередной ступеньки служебной лестницы. Пригодится ли мне это наблюдение в последующем расследовании событий?
– Таня, а вы не могли бы позвонить в прокуратуру и сказать, что вы доброжелатель. А то - все шишки на меня.
Таня непонимающе уставилась на меня, потом быстро-быстро заморгала и качнула головой: "Нет, извините. Я не затем это сделала. Но, извините. Мне пора. Меня ждут. У меня процедуры. Мне плохо". Она пошла, потом побежала, и быстро скрылась за воротами, мелькнув у сторожки с предвыборной платформой депутата Сливятина...
День быстро скатился к вечеру, не оставив ничего главного и значительного. Впрочем, мое честное имя было, кажется, восстановлено. Но ведь в этом и не сомневалась. А значит, и не ценила то, что далось мне легко и без борьбы. После похорон были поминки, частичное возвращение в академию - кто-то, то есть я, восстановленная в правах, должен был забрать государственную собственность в виде костюмов бредового фольклорного выступления...
Потом я брела по городу, безжалостно уничтожая шпильками асфальт - я проваливалась в дырки, с мясом раздирала каблук и радовалась возможности купить новые туфли. Только радость была какой-то грустной.
У подъезда стоял Чаплинский. В руках у него был букет голландских пахнущих воском роз. Отставший от жизни, он не знал, что к нашим женщинам следует ходить с бутылкой и килограммом сосисок.
– Надежда, вы же должны взять у меня интервью, - он протянул букет и осторожно поцеловал мою руку.
– Пойдемте, - сказала я, радуясь, что в нашем доме все досужие соседки выселены за сто первый километр - в парк с лавочками и качелями .
– И кофе будем пить, - открывая дверь, вдруг разозлилась.
– Нет, на ночь вредно, - он не разуваясь по мерзкой европейской
– Хорошая квартира, большая...
– А почему вы приехали поездом? Времени не жалко?
– Боюсь высоты!
– усмехнулся Чаплинский, которому от меня что-то было надо. И это оказалось таким очевидным, что мне стало противно. Надоело быть единственным полезным ископаемым этого забытого Богом городишки...
– Может быть, вы вовсе и не Чаплинский?
– устало догадалась я, поражаясь своей способности видеть то, что у других сокрыто.
– То есть как? А кто тогда я?
– Но это мы выясним, не беспокойтесь. Пошлем запрос в Тель-Авив на предмет истинного местонахождения Наума Леонидовича, а там видно будет. Только я не понимаю, что вам от меня нужно - подтверждение ваших полномочий в прессе? Пожалуйста, диктуйте. Пистолет можете не вынимать...
Он посмотрел на меня внимательно и спокойно. Таким долгим протяжным взглядом, который обычно предшествует поцелую с последующим слиянием в экстазе. Ах да, СПИД гуляет по планете вместе с сопутствующими товарищами. Так почему бы не воспользоваться относительно безопасным сексом в моем лице?..
– Если это изнасилование, предлагаю воспользоваться презервативом. Человек без имени, знаете ли...
Псевдонаум рассмеялся. Ах, если бы я не была воспитана в таких строгих правилах. Но что тут поделаешь - было в нем Это. Харизма, обаяние, страсть... Можно чуточку пригубить, попробовать и чем черт не шутит: лет через десять я тоже как-нибудь с улыбкой скажу: "Сейчас так не любят". Только на переезд в Израиль я не согласна...
– А вы женаты?
– спросила я, разом прекратив наркотически идиотические видения.
– Конечно!
– Наум пожал плечами, удивляясь, видимо, моей наивности.
– И дети, конечно, есть?
– моему презрению уже не было никаких пределов.
– Должно быть так, - он помолчал, а потом решительно добавил.
– Я хочу, чтобы вы мне помогли. Я вам верю, потому что таких нахалок не видел никогда в жизни.
– Каких таких?
– Бескорыстных.
Он мне надоел. Хотя и любопытно, но есть дела и поважнее. Мне нужно подготовиться к ряду важных встреч, задать умные вопросы, провести стрелочки от возможных подозреваемым к возможным исполнителям. И арестовать (убить?) виновных.
– А давайте завтра? Прямо с утра и начнем? И сколько вы мне заплатите?
– У меня - таки есть дикое желание... Я хочу поносить вас на руках. И постарайтесь, чтобы ваши крики не разбудили кого-то не здесь, - с этими словами он легко оторвал меня от пола(хорошо, хоть не успела пустить корни), и закружил по "зале".
– Идиот, - сообщила ему я сверху и поцеловала в побеждающую лысину. За советы и консультации для мошенников существуют особые расценки в долларах.
– Интересно, ты годишься мне в дочки?
– спросил он, демонстрируя не только возможности Клары Цеханасян, но и явно выраженный комплекс Гумберта.