Возвращение - смерть
Шрифт:
Странно. Вроде бы кончился парад суверенитетов, притихло даже в Нагорном Карабахе, а здесь в тихом славянском городке - независимость. Я, пожалуй, встану под знамена Мишина. Именно независимость - это то, чего мне так не хватало в жизни.
– И что надо делать, - живо поинтересовалась я, уже влюбленная в перспективы своей будущей работы. Напрасно мама надеялась, что я остепенюсь - получу звание или должность. Но, впрочем, звание - может быть. Лейтенанта недействующей армии спасения.
– Мы должны разработать четкий стратегический план. Во-первых, стулья, - для военного
– Поэтому сейчас, когда здание освободится от трусов и предателей, мы пройдем к ним и заберем то, что принадлежит нам по праву. Обменяем.
– А нас не посадят?
– усмехнулась Татьяна Ивановна, отмечая в Аннином блокноте понравившиеся ей мысли.
– Так не на что, - хихикнула лаборантка.
– Девочки, это все слишком серьезно. Во-вторых, я предлагаю провести графологическую экспертизу. Но будет лучше, если инициатива будет исходить не от меня лично, а от кафедры. Выявить и наказать виновного.
– Расстрелять!
– предложила я, мысленно примеривая пилотку.
Но Мишин не сдавался и продолжал глаголить: "Мы также не должны подавать вида, что догадались об их злонамеренных планах. Мы - разведчики в тылу врага. Поэтому здороваться, беседовать и консультироваться с целью обеспечения меня информацией разрешаю".
Нет, определенно, мне здесь нравилось. Весело. С изыском. Люди приятные во всех отношениях. И не заставляют рыть окопы. Пока.
– Владимир Сергеевич, - лаборантка Таня озабоченно нахмурила носик, давайте лучше заполним планы. И с нагрузкой надо что-то решать.
– Вот Надежда Викторовна этим и займется.
Так, на передовую меня, кажется, не брали. Решили держать в обозе. Испытывать и настаивать. Как хорошее вино со ста граммами тротила. Жаль - в тылу до генерала не дослужишься. Зато и больной на голову не прослывешь.
– И последнее, - начал Мишин, а по кафедре разнесся вздох облегчения, по разрушительной силе равный цунами.
– И последнее. Я так понял, что приезд Наума Чаплинского для многих из вас - личная проблема.
– Почему сразу проблема?
– встрепенулась сразу Татьяна Ивановна и нервно передернула плечами.
– Просто мы давно знакомы. Вместе учились.
– Да что вы! Вот наша козырная карта на топографическом плане! восхитился Мишин.
– Поручаю вам организовать встречу с нашим земляком в стенах академии, лучше, конечно, конференцию, но боюсь, мы не успеем подготовиться. Вот это можно записать в протокол.
– Но..., - начала было Татьяна Ивановна.
– Что "но"? Вы дорожите местом? Вы думаете о своих перспективах стать доцентом?
Я втянула голову в плечи и поняла, что слишком долго прожила на другой планете, где было очень беззаботно, где не сражались за кусок хлеба и не ступали по шатким ступеням служебной лестницы. Я была спящей царевной, которая прикемарила в славные застойные, а проснулась, когда надежды на коммунизм иссякли окончательно и бесповоротно. Обидно, что меня так долго никто не будил. Или сомнамбулам не место в рыночной экономике.
– Доцентом в сорок восемь лет?
– усмехнулась Анна Сергеевна.
–
Мишин удрученно покачал головой и посмотрел на часы. Как по мне, то рвануть должно было с минуты на минуту. Но мое внутреннее время распоряжалось солнцем по своему усмотрению и часто ставило меня в неловкие ситуации. Однако на скрипящем стуле заерзал и Виталий Николаевич.
– А вдруг они подпиливают нам ножки?
– вдруг спросил Мишин.
– Вы, наверное, идите, а я ещё поколдую над докладной.
От его благородства хотелось даже плакать. Жаль только, что я не знала, где здесь черный выход. А прыгать с третьего этажа как-то и не солидно.
Анна Семеновна легко поднялась, сбросила переписку в сумочку и подошла к зеркалу. Неужели будет красить губы? Фи, какая пошлость. Ра-зо-ча-ро-ва-на. Но, нет. Она лишь притронулась к волосам и раздался подозрительный треск. Мишин насторожился, Виталий Николаевич беспомощно вжался в стул, Танечка испуганно хлопнула глазами.
– Татьяна, - настороженно позвала Анна Семеновна.
– Должок.
Треск усиливался, на кафедре явно запахло жаренным. Громогласное мишинское "ложись" и причитающее танечкино "досиделись" прозвучали одновременно.
– Ложись, - снова скомандовал шеф.
А и что - мы люди не гордые. Даром, что костюмчик новый. Я упала на пол и закрыла голову руками. В ноги мне уперлись нечищеные ботинки Виталия Николаевича. Воцарилась спасительная тишина, нарушаемая поскрипыванием половиц, по которым по-пластунски в нашу с Танечкой сторону полз Мишин. "Что это вы, девочки", - засуетилась присевшая от испуга Татьяна Ивановна. "Лежать всем", - прошептал Мишин и накрыл меня своим телом. Я только успела подумать о том, что учения по ГО приносят некоторым большую радость, как прогремел оглушительный, катастрофический, полуатомный взрыв.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Старший следователь городской прокуратуры Дмитрий Савельевич Тошкин любил осень. Вслед за Пушкиным, и потому что летом было жарко. Осенью Тошкин становился романтиком, ему казалось, что горячечный город выздоравливает с тем, чтобы мягко войти в холода. В хоккейный сезон. Поближе к телевизору. Осенью в городе становилось спокойнее - раздобревшие за отпуск горожане ещё не подсчитывали убытков, мало стремились на митинг лихорадочно заготавливали на зиму картошку.
Но этой осенью Надежда решительно отказала ему. А любовь почему-то нет. Выходило одно сплошное мучение, причин которого старший следователь не видел, а потому терзался ещё больше. Отказала. Не из-за фамилии, не из-за должности, не из-за несходства по принципиальным вопросам обустройства дальнейшей жизни. А просто так. Не навсегда. А на пока. Женщины - чудные люди. Да и люди ли? Зачем делать сложным то , что проще простого? Она сказала: "Будем дружить душой и телом!" Так почему не жениться? И что за дружба, кому за тридцать? И почему семь раз брачный обет давать было можно, а восемь уже нельзя?