Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)
Шрифт:
Она похолодела. Его голос стал деловым, она словно воочию увидела сотни ядерных грибов, что растут над цветущими долинами США, над ее сказочно красивыми городами.
– Почему, – прошептали ее холодеющие в ужасе губы, – почему?
– Если на пальцах, то… не сдерживаемая идеологией, запретами людская масса по ту сторону океана легче других поддалась… реверсу.
– Ни фига себе на пальцах! Какому реверсу?
– Лапушка, – сказал он, извиняясь, – мне трудно это объяснить… Представь себе, идет ломка. Как после запоя… или когда наркотики уже
– После запоя тоже так?
– Да это одно и то же. Любой организм страшится разумности… И человеческий – тоже. Потому так инстинктивно тянется ко всему, что способно заглушить хоть на время: алкоголь, наркотики. А в каких это масштабах – достаточно посмотреть, сколько выпивается и выкуривается!.. Животные счастливы, ибо не знают той бездны страхов и неуверенности, что открывается перед мыслящим существом. Даже если это мыслящее – полуграмотный грузчик. У него свои сложности, свои страхи, которые исчезают, когда прикладывается к бутылке.
– Когда-то подсчитали, – сообщила она, – что человек в среднем мыслит четыре минуты в сутки. А остальное время пользуется бездумно готовыми алгоритмами. Ну, как иной раз едешь в транспорте не в ту сторону, потому что садишься привычно, бездумно, а сегодня надо было как раз в другую сторону. Так же пользуется готовыми шаблонами приветствий, улыбок, разговоров о погоде и здоровье…
– Это облегчает жизнь, – согласился он, – когда знаешь заранее, что тебе ответят и что ты ответишь… Это даже не шахматная партия, где наперед известны только первые ходы! Это дуэт на два голоса, когда всю песню знаешь до конца. Но в глубине этого лежит все то же стремление нашего организма обходиться без привлечения разума. Мол, вполне достаточно и того, что в подкорке!.. А то и в спинном мозге. Так что это хоть и не болезнь, но такая опасная леность ума и воли, что допустить распространение на весь мир – это погубить род людской. А я людей люблю, если честно. И за то, чтобы выжил весь организм, я готов язвочку прижечь каленым железом… Вон как Господь Бог прижег две язвочки по имени Содом и Гоморра, дабы зараза не расползлась по всему роду людскому!
Она сказала победно, вспомнив где-то прочитанную фразу:
– Любить человечество легко! Труднее любить отдельных людей!
– Ни фига, – возразил он. – Как раз отдельных проще. А человечество… Я бы его за тупость и лень… Эх! Но другого нет, увы. Приходится работать с этим.
Елена прерывисто вздохнула. Мрак насторожился:
– Что-то случилось?
– Да нет, – ответила она слабеньким голосом. И вздохнула. – Просто подумала…
Мрак погладил ее детское колено:
– О чем? Ты ни о чем не тревожься!.. И… давай чеши, чеши.
– Да я не о себе… Где мой Лохмач?.. Куда он делся, бедный? Он только с виду страшный, а так очень добрый и ласковый. Я его очень любила.
Она прерывисто вздохнула. Большие глаза стали печальными, заблестели влагой. Мрак в полном бессилии оглядывался по сторонам.
Олег сказал сердито:
– Мрак, что за трусость? Да скажи все. Или покажи.
Женщины
– А ты сказал?
– У меня не было необходимости, – отпарировал Олег.
– Да? Так вот и у меня… по крайней мере острой, пока нет.
Олег покачал головой:
– Ты зря трясешься! На самом деле, этот мир все еще тот… древний. Это в прошлом веке прошла волна увлечения наукой, а сейчас снова везде гадалки, колдуны, экстрасенсы, шаманы… вся эта шушера, всех бы связал в одну кучу – да в самое глубокое место в море! Скажи, никто даже не удивится.
Мрак сказал язвительно:
– Да уж…
Юлия спросила настороженно:
– Мужчины, что у вас за тайны?
– Мрак засмущался, – ответил Олег. – Страшится Елену напугать. Дурень! Да ты ей таким еще больше понравишься.
Елена переводила непонимающий взгляд с одного на другого, наконец сказала решительно:
– Я не знаю, о чем вы говорите, но Мрак может мне сказать все… Это что-то очень неприятное? Сейчас сюда вломится его жена?
Мрак зарычал, но все ясно услышали в его рычании стон.
Олег сказал Мраку злорадно:
– Вот видишь?
Елена спросила Олега:
– Я что-то не то сказала?
– То, – заверил Олег. – Самое то! Лучше не сказать.
Мрак нехотя, борясь с собой, поднялся с ее колен. Вздохнул, отошел на пару шагов. Лицо его стало землистого цвета, он посмотрел на Елену долгим взглядом, из груди вырвался тяжелый вздох, похожий на стон раненого зверя.
– Давай, – сказал Олег настойчиво.
Мрак метнул на него злобный взгляд. Елена ахнула, сделала движение броситься к Мраку, ибо он вдруг просто рухнул на землю.
Елена все-таки вскочила, под ногами дрогнуло от тяжелого удара. Мрак скрючился, застонал, руки и ноги подтянул под себя, словно прятал их от огня…
Через мгновение из груды одежды поднялся огромный черный пес. Елена мгновение стояла, оторопев, затем с радостным воплем: «Лохмач! Ты нашелся!» – бросилась к нему, упала на колени, обхватила за шею, запустила пальцы в густую черную шерсть, прижималась к его огромной, как башня танка, голове.
Елена отшатнулась, Олег ухватил ее в объятия, придержал, успокаивая. Черный пес нерешительно лизнул Елене руку, а затем, расхрабрившись, лицо. Она счастливо смеялась, теребила, щупала, целовала в морду, тоже лизнула в нос, пес неуклюже уворачивался, она верещала и хватала его за уши…
…как вдруг ее руки отпрянули, а глаза стали медленно округляться. За ее спиной Олег повернул Юлию к себе лицом, сказал настойчиво:
– Мрак, для начала довольно.
Пес упал на пол точно так, как падал Мрак, пол загудел, словно рухнул шкаф. Дыхание остановилось в груди Елены.
С пола поднялся… Мрак. Он торопливо схватил брюки, надел, от спешки не попадая голыми ногами в ботинки, человеческие пальцы спешно застегнули кожаный пояс.
– Лена, – проговорил он тихо. – Я дурак, мне так делать не следовало…