Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)
Шрифт:
Томас вяло отмахнулся.
– Ладно, ему виднее. Передайте мою искреннюю благодарность за любезность и заботу.
Страж махнул напарнику:
– Ганс! Иди за сэром… да, за сэром.
– Зачем? – удивился Томас.
– Охрана, – ответил страж лаконично. Ухмыльнулся: – Конечно, вы так изрубили семерых на подковы, что это от вас надо охранять… но если что случится, Ганс успеет позвать на помощь.
Томас буркнул:
– Это я и сам могу.
– Что?
– Позвать на помощь.
Страж покачал головой.
– Не позовете. Вы – гордый, за милю видно. Умрете, но не позовете.
Томас молчал, возразить нечего, да и не дело рыцаря препираться с простым воином, тот лишь выполняет приказы хозяина, повернулся и отправился кривыми дорожками на задний двор, туда уж леди Жанель пойдет его искать в последнюю очередь. Или скорее всего не пойдет вовсе: это не так интересно, как застать его в постели.
Во дворе трое копейщиков довольно вяло тыкали длинными палками в мешок с шерстью, а в самом углу молодой изящный воин в подростковых доспехах активно наступает на воина с громадным щитом в одной руке и длинным мечом в другой. Доспехи подростка отличаются хорошей выделкой и прекрасной подгонкой деталей, Томас сразу обратил внимание на тщательность исполнения. Это кто-то из очень могущественных сеньоров снабдил своего сына такими доспехами, что через год-два станут тесными.
Он остановился понаблюдать, став у стены так, чтобы его не сразу увидеть из окна, но подросток немедленно прекратил бой, направился к Томасу, где отсалютовал ему мечом красиво и очень любезно по очень сложным правилам, Томас даже не уловил всего рисунка движений, сказал с поклоном:
– Весь замок гудит, как растревоженный улей. Вы стали героем, сэр Томас!.. Я – Джон Траббер, сын короля Зассекса.
Он поднял забрало, на Томаса взглянуло юношеское лицо и сияющие глаза. Томас с усилием поклонился.
– Приветствую вас, ваше высочество.
Принц воскликнул восторженно:
– Вы стали героем у всех дам, а мужчины все разбирают вашу схватку. Ваши противники – очень сильные мужчины, в прекрасных доспехах, оружие у них тоже великолепное. Но ваше мастерство просто невероятно!
Томас еще раз поклонился, чувствуя, как кольнуло в поясницу, а кровоподтеки заныли с новой силой.
– Я рыцарь Храма, – ответил он с достоинством. – В Святой Земле это обычное дело, когда дерешься один с тремя или больше противниками. Тот, кто дрался недостаточно умело, был погребен в жарких песках. А мы прошли дальше, взяли Иерусалим, освободили Гроб Господень, вернулись с победой.
Принц спросил порывисто:
– Вы наблюдали, как мы сражаемся… Я правда был великолепен?
Улыбка невольно скользнула по губам Томаса. Он сказал преувеличенно серьезно:
– Более чем, ваше высочество. Более чем.
Принц насторожился, глаза его впились в лицо Томаса.
– Я что-то делал не так?
– Да, ваше высочество, – ответил Томас вежливо.
Принц капризно надул губы.
– А мои наставники говорят, что я все делаю верно. И что я просто бесподобен!
Томас усмехнулся.
– Я не ваш наставник, мне льстить и врать нет нужды. Утром я уеду, и, возможно, мы никогда не увидимся. Так что могу сказать вам честно: здесь вам могут поддаваться изо всех сил, но в первом же турнире вас сшибут, как мешок с зерном. А если, не приведи Господи, вам
Принц мерил его злым взглядом, чувствовалось, что вот-вот взорвется, но затем словно вспомнил, кто перед ним, впервые настоящий боец, только что доказавший свое умение, это не привычный придворный льстец, спросил сердито:
– А в чем ошибка?
Томас взял из его руки меч, взвесил на ладони, сделал несколько взмахов. Принц следил неотрывно, Томас остановился, вернул ему оружие.
– Я сражался в Святых Землях, где у сарацин совсем другое оружие. Я сражался с разными народами, у одних мечи длинные и узкие, как ножи, у других – загнутые, как орлиные клювы, у третьих заточены только с одной стороны, у четвертых… словом, у каждого свои приемы, основанные на размере, весе, способах заточки. Сарацинский меч легок, я им рассекал платок из тончайшей ткани, подброшенный в воздух, зато этим вот мечом я могу перерубить железную рукоять топора!.. У вас именно такой меч. Фехтовать им не удастся, все ваши движения должны быть строго выверенными и рассчитанными на два-три движения вперед: рыцарский меч тяжел, если противник увернется, вы можете «провалиться», упасть, даже улететь за своим мечом…
Принц слушал со скептической ухмылкой, но, когда заговорил, голос был серьезным и достаточно почтительным:
– Но это все-таки меч, а не топор или молот, не так ли?
Томас покачал головой.
– У рыцарского меча то же назначение, что и у боевого топора или молота. Он предназначен раскалывать стальные панцири, стальные шлемы. Сарацины редко носят тяжелые доспехи, потому у них мечи легкие и очень острые, вовсе не для того, чтобы рубить железо, а наши мечи… увы, это те же колуны. Потому такие тяжелые, толстые и длинные. Острота лезвия значения не имеет. Глупо затачивать до остроты бритвы то, что при первом же ударе о стальной панцирь превратится в… сами понимаете, во что.
Принц не сводил с него пристального взгляда.
– Но вы своим мечом не раскалывали панцири, когда на вас напали!
– Совершенно верно, ваше высочество, – согласился Томас. – Но это уже вторая ступенька владения оружием. Когда привыкнете махать мечом без устали от завтрака и до обеда, можно учиться попадать в сочленения доспехов. Здесь нужна большая точность, потому нужна очень твердая и верная рука, а ее можно выработать только долгими упражнениями. Очень долгими! И если ваши наставники вам говорят, что вы уже хорошо владеете оружием, что ж… им так хочется поверить, правда?
Он церемонно поклонился, взгляд постарался сделать при всей почтительности холодноватым и отчужденным. Принц в растерянности оглянулся на молчаливого наставника.
Томасу, как герою дня, представляли гостей герцога, все стремились познакомиться с таким отважным и могучим рыцарем. Он отвечал на приветствия, забывал имена сразу же, едва называли следующего. Непонятно, как герцогу удается запоминать по двадцать-тридцать человек в день, для этого нужна голова больше, чем у коня, но у герцога голова хоть и поменьше, но как-то справляется, а Томас только кивал, улыбался, снова кивал, да и пусть, все равно утром поедут дальше.