Возвращение в Ахен
Шрифт:
— Вот «Скучен день до вечера, коли делать нечего», а это «Терпенье и труд все перетрут» и брат его «Глаза боятся, а руки делают».
У последнего бога действительно были испуганно выкаченные глаза и многочисленные руки, судорожно сжимающие весло, горный молоток, нож, пилу, веретено и большие ножницы.
Потом они остановились перед идолом, на груди которого примостилась вырезанная из камня птичка. Она явно готовилась вспорхнуть. За спиной у пичуги был процарапан в камне полукруг с радиально расходящимися лучами. Вероятно, это было изображение восходящего солнца.
— А
— О бедный отрок, обделенный просвещением, узнай же…
— торжественно начал Алвари и вдруг замялся. — Боги мои, и в самом деле! Кто же это? — Он уставился на божество, и впервые за многие годы ощутил давно забытое чувство — любопытство. — Птица, гм… «Всяк кулик свое болото хвалит»? Нет, какое тут болото… Да и птица-то не кулик. Это абстрактная птица. Это птица вообще, как таковая. «Лучше синица в руке, чем журавль в небе»?
Кари пошевелил бровями, поднапрягся и сказал:
— «Ранняя пташка дальше летит», вот это кто.
— И впрямь! — обрадовался Алвари. — Молодец ты, Кари-хэн. Еще не все мозги у тебя песком занесло.
Вскоре оба скальных хэна напрочь позабыли о своих гостях и принялись бродить вдоль стены, увлеченно разглядывая символы на статуях и угадывая их значение. Выяснилось, что за долгие годы хэны прочно все перезабыли, и теперь древние идолы словно бы заново раскрывали перед ними свою божественную суть.
Пользуясь предоставленной ему свободой, Аэйт забрался туда, где возле стены кучей были навалены такие же идолы, снятые с постаментов и брошенные на землю. Он рассматривал их довольно долго, не понимая, за что постигла их кара. Наконец, он решил обратиться за разъяснениями к хэнам.
Алвари прервал бурный спор с Кари и недовольно посмотрел туда, куда указывал ему мальчишка-мораст.
— Это? Это лже-кумиры, низринутые боги, возвышенные некогда по недомыслию и низвергнутые по заслугам. Я не хотел бы, чтобы ты, мой юный друг, или твой умудренный испытаниями брат судили о народе Красных Скал по этим ложным богам.
— Как их звали? — спросил Аэйт и добавил медовым голосом: — Многомудрый Алвари, от каких лукавых истин отказался твой народ?
Алвари покривился, однако назвал несколько имен:
— «Падающего толкни», «Разделяй и властвуй», «Горе побежденному»… — Он подошел поближе и с отвращением посмотрел на лже-кумиров. Одного из них даже пнул.
— Есть тут у нас и сомнительные боги, — добавил он со вздохом.
— Мы, ортодоксы, считаем, что нужно низринуть и их, но среди еретиков у них много поклонников. Поэтому они сохранены в неприкосновенности. Теологические диспуты на эту тему запрещены, дабы не вспыхнули религиозные войны, которые однажды чуть было не привели к уничтожению нашего народа. Это было в эпоху лже-кумиров, будь они прокляты! Поэтому еретики поклоняются сомнительным богам втайне. Если ортодокс увидит еретика с подношением, он должен отвернуться и забыть об увиденном. Таков закон.
Они остановились перед богом, к которому словно приклеился боком бегущий волк. Перед мордой зверя были нацарапаны схематические изображения елок. Идол
— Вот, пожалуйста, — вздохнул Алвари. — Наиболее популярный из сомнительных богов. «Работа не волк, в лес не убежит». Не знаю, не знаю, стоило ли не ниспровергать его…
Кари выразительно кашлянул, и Алвари тут же замолчал. Оба скальных хэна выглядели теперь расстроенными. Они явно сожалели о том, что затронули столь скользкую тему. Наконец, Кари отвернулся от богов и заговорил совсем о другом.
— Послушай-ка, Алвари. Собственно, мы хотели поговорить с тобой не о религии. Тут с моими друзьями приключилась странная история…
Они снова сидели у костра и ели бледно-розовое рыбье мясо, обжигая пальцы.
— Шли, значит, берегом, — задумчиво повторял Алвари, — никуда не сворачивая… Гм… И очутились здесь…
Время было уже позднее, однако несмотря на это, вечер так и не наступил. Ясный день словно бы полуприкрыл глаза, и тени стали бледнее.
Аэйт растянулся на траве, подложив руки за голову. Ему снова показалось, что кто-то смотрит на него. Или зовет? Он опустил ресницы и прислушался, но ничего, кроме чьей-то тревоги, не ощутил.
Кари совсем разволновался. Размахивая своими короткопалыми коричневыми руками в широких рукавах, он вещал:
— Пойми, о Алвари, тупоголовый ортодокс… кхх… То есть, я хотел сказать, непреклонный хранитель устоев, нельзя дважды войти в одну реку…
— Река, о Кари, легкомысленный ере… прости, неустанный искатель нового знания, такова, что в ином месте и одного раза не войдешь, а коли войдешь, то там и потонешь, — отвечал Алвари.
— Отважным судьба помогает.
— Сомнительное божество, но пусть так.
Оба задумались.
Мела не понимал из этого жаркого диалога ни единого слова. Оба спорщика, впрочем, тоже. Наконец, Аэйт перестал прислушиваться к странному, невнятному зову и сказал вполголоса:
— Ясно одно, друзья мои: мы заблудились. Шли-то мы верно, но сдвинулись границы миров. А это значит… — Он помолчал, собираясь с мыслями и, наконец, медленно произнес: — А это значит, что некто, наделенный властью над мирами Элизабет, сместил их.
Мела резко встал и ушел к храмовой стене. Мутные речи хэнов его раздражали, но не слишком задевали; когда же родной брат начал погружаться в тот же туман, он просто не выдержал.
Три собеседника едва обратили на это внимание.
— Некто сдвинул границы миров?.. В этом предположении есть смысл, ты не находишь, Кари? Но зачем было это делать? И кому под силу такое? — пробормотал Алвари.
Хэны переглянулись с внезапным дурным предчувствием. Одна и та же жуткая догадка осенила их.
— Безымянный Маг! — прошептал Кари.
Оба сжались, надвинули капюшоны на глаза и невольно плотнее придвинулись друг к другу, хотя знали, что это ни в коей мере им не поможет. Безжалостный и всемогущий Некто или перешагнет через них, или наступит, но ни в том, ни в другом случае их не заметит.