Возвращение в Бэлль-Эмбер
Шрифт:
К концу месяца Гай улетел в другое графство на заключение торгового договора, оставив всех домашних предаваться без него скуке. Селия тут же уехала в город, где ей якобы предстояли долгие и утомительные часы примерок новых туалетов. Приближается сезон отпусков, объяснила она, и ей просто невозможно появиться в старых лохмотьях. Кэрин нашла это смехотворным: появление Селии в лохмотьях взбудоражило бы весь город, — язвительно подумала она. Дни Кэрин проходили, как и раньше. Она отводила в школу Пипа, выполняла некоторые хозяйственные поручения тети Патриции, а в оставшееся до ланча время обычно музицировала. Тетя Патриция часто проскальзывала в комнату, чтобы послушать игру Кэрин. Она сидела, откинув темную голову
На ее красивом выразительном лице читались мечтательность и отрешенность: она была благодарным слушателем. Иногда, когда Кэрин прекращала играть, она заставала тетю в странной позе: та вздрагивала, точно пробудившись ото сна, и пристально вглядывалась в лицо Кэрин, как бы ища чего-то. У Кэрин в эти моменты даже мурашки пробегали по спине. Выражение карих глаз тети было трагическим, но таким оно оставалось не более мгновения.
Тетя Патриция была замечательной собеседницей. Тем не менее, любя поговорить, она уважительно относилась к собеседнику, если он был настроен созерцательно. Она рассказывала Кэрин о местах, где побывала: Париже, Лондоне, Риме, Мадриде, Вене, обеих Америках и Южной Африке, которую любила и прочла о ней много книг. Любила она поговорить и о театре: пьесах, балете, музыке, — но о любви не говорила никогда. Все это увлекало и очень интриговало Кэрин.
Перешагнув свое сорокалетие, Патриция Эмбер все еще оставалась красивой женщиной, а девушкой, наверное, была просто прелестна.
Что еще лучше, она была доброжелательным и великодушным человеком, а это истинные качества женщины, не проходящие со временем! И тем не менее, она никогда не была замужем! По-видимому, не было у нее и серьезного романа, а если и был, то о нем никогда не говорилось. На нее мог подействовать распавшийся брак родителей, что сделало ее более осторожной, но, на самом деле, это ничего не объясняло. Патриция Эмбер представляла собой некоторую загадку для Кэрин.
В один прекрасный день, будучи свободной от дел, Кэрин отправилась на поиски Марка Эмбера. Она нашла его в библиотеке, сидящим в рыжевато-коричневом кожаном кресле, за огромным письменным столом красного дерева. Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом и обрадовался, узнав ее.
— Я не слышал тебя, дорогая. Ты появилась так внезапно, как расцветает сирень Триш! — Его живые темные глаза радостно блеснули из-под кустистых бровей. Он отодвинул толстую кипу бумаг. — Меня просто начало куда-то засасывать! Проходи!
Кэрин улыбнулась и подошла к письменному столу.
— Можно посмотреть?
— Конечно! — с готовностью ответил он, возбуждая ее интерес.
Кэрин взяла большую фотографию из рассыпанной груды снимков. На ней было живописное каменное здание с зашторенными окнами и прудом, усыпанным листьями, перед ним.
— Что это за прекрасное место? — поинтересовалась Кэрин.
Марк Эмбер поправил очки.
— Покажи. Ах, да, винный погреб в Грот-Констанции близ Кейптауна. Виноградник был посажен в восьмидесятых годах семнадцатого века губернатором ван дер Стелем. Я сделал этот снимок — дай мне взглянуть — лет пять тому назад.
— А это в углу, конечно, Гай. Правда?
«Что за смешной вопрос, — пронеслось у нее в сознании, — такой великолепной темной головы не могло быть больше ни у кого!»
Марк Эмбер еще раз бросил взгляд на снимок.
— Да, это Гай. Он не знал, что я его снимаю. Мы отправились вдвоем, ведь это красивейшее место. Голландская архитектура ценилась тогда очень высоко. Я бы сказал, что эти старые здания точно так же красивы, как и те, что мы видим в Европе. Долина Констанция у подножия горы Тейбл — богатейшая долина мира. Надеюсь, ты когда-нибудь ее увидишь!
Кэрин улыбнулась и взяла другую фотографию.
— Я тоже надеюсь. А кто этот почтенный старый джентльмен с бакенбардами?
Марк Эмбер прищелкнул языком с насмешливым упреком.
— Дорогое дитя, такое невежество по отношению к предку! Этот почтенный джентльмен — Джеймс Басби — говорят, основатель нашей винной промышленности, англичанин, как и мой дед, и большой оригинал! Его послали в Кабрамарру директором приюта, а он, не теряя времени, стал обучать детей виноградарству!
— Господи, да он действительно был оригиналом!
На лице Марка Эмбера промелькнула улыбка и тут же исчезла.
— Он задумал поддержать приют прибылью и между делом дать профессию сиротам. Ему удалось и то и другое.
— Теперь припоминаю. — Кэрин извлекла из закоулков памяти какие-то полузабытые знания. — Он первым в Южном полушарии опубликовал учебник по виноградарству!
— Вот теперь ты на правильном пути! Джеймс Басби оказал неоценимую услугу своей новой родине, объехав по просьбе Британского правительства французские виноградники и собрав более двадцати тысяч черенков. Сегодня, разумеется, эти вина защищены законом. Экспорт черенков запрещен. Но, к счастью для нас, в то время французские виноградари были щедры на вина и советы. Только в наше время французам приходится держать в секрете свои знания и свои благородные вина. Конкуренция жестока, и значительная часть бизнеса перешла уже в Австралию и на мыс Доброй Надежды. И все же, менее чем за столетие, виноделие завоевало нашу землю, и развилась настоящая винная индустрия, которая обеспечивает нашу семью и многочисленные семьи, работающие на нас. Жаль только, мой дед не увидел наших огромных виноградников. Это зрелище порадовало бы его сердце… Это осуществление его мечты. У нас замечательные виноградники в Кунаварра, Большой Восточной, Северной и Центральной Виктории, Охотничьей долине, Южном Уэльсе и в прекрасной долине Баросса. Ты ведь видела Бароссу, правда? Я знаю, там жили родственники Стивена.
Кэрин улыбнулась.
— Да, дядя Марк, много лет назад, когда папа был жив, мы ездили в Бароссу на винодельческий фестиваль. Я до сих пор помню хоры и струнные оркестры, сбор гроздей, дегустации и обсуждения. Долина показалась мне, не похожей ни на какую другую часть Австралии.
— Так оно и есть, там повсюду разбросаны небольшие немецкие поселения… совсем как на континенте. В Эмбервейле на нас работало множество семей иммигрантов, и надо было видеть, с каким искусством они подрезали лозу! Подрезание, как ты знаешь, одна из составных частей искусства приготовления вина, так же, как и возделывание винограда, и хранение в погребах. Некоторые рождаются подрезальщиками, другие так никогда и не могут этому научиться. Видишь ли, должно быть особое чутье, как обращаться с каждым сортом винограда. Результатом грубого подрезания может быть низкое качество вина, тогда как легкое подрезание помогает получить вино самых лучших сортов. Наши работники славятся своим искусством и чутьем.
— Но сама Австралия не имеет опыта в этом ремесле, да, дядя Марк?
— Ну да, большей частью. Наши иммигранты приехали из богатой виноградниками Европы, где они уже были обучены. У нас были блестящие условия: золотая лихорадка тысяча восемьсот пятидесятых годов дала нам возможность получить множество виноградарских областей. Разочарованные золотоискатели со всего мира принялись насаждать виноградники, особенно в Виктории… Англичане, швейцарцы, французы, немцы… Взять только нашу собственную семью, дорогая. Винный завод Хартманнов, во времена твоего дедушки, производил знаменитое красное вино. Я хорошо его помню: сложный аромат, характерный оттенок и в итоге превосходный вкус. Мы очень многим обязаны нашим иммигрантам. В самом деле, барон дю Пюри и братья Кастелла производили великолепный «Лилидейл Йерингс». Классические австралийские вина могут сравниться с французскими винами Золотого века.