Возвращение в Чарлстон
Шрифт:
– Смена партнеров, – объявил он. – Гарден, мне кажется, я позволил тебе принять слишком большую для начинающего порцию коки. Пойдем сядем.
– Нет, нет, Марк. Мне так весело! – Она обняла его за шею. – Потанцуй со мной. Я очень хорошо танцую. Спроси мисс Эллис. – Она хихикнула и переступила с ноги на ногу. – Вон, заиграли танго. Ну идем, Марк. Ба-де-дум-де-дум-да!.. Идем!
Марк повел ее в танце.
– А ты хорошо танцуешь, Гарден. Я думал, ты умеешь танцевать только чарльстон.
– Ха! Я могу все, решительно все! И чувствую
Ее прекрасные глаза блестели из-под полуопущенных век, губы просили поцелуя. Марк осторожно потянул ее зубами за нижнюю губку.
– Не сейчас, – сказал он. – Не здесь.
68
«Марк прав, – подумала Гарден, проснувшись на следующий день утром. – Никакого похмелья». Не было ощущения, что язык распух и не помещается во рту, как это всегда бывало в Монте-Карло.
– Я чувствую себя другим человеком, – сообщила она купидонам, поддерживавшим балдахин над ее кроватью.
Она позвонила, чтобы принесли завтрак, и, дожидаясь его, стала думать, чем сегодня заняться. Надо привести себя в порядок, решила Гарден. Новая личность заслуживает всего нового. Лучше всего начать с одежды. Розовое платье надо выбросить. Нет, пожалуй, она отдаст его одной из горничных. Как Скай их называет? Мари. Да, она отдаст платье какой-нибудь Мари. И что купит? Можно спросить Лори. Лори знает все. Нет, Лори знает все про Нью-Йорк, а это Париж. Мировая столица моды. Идеальное место для новой личности и для покупки новых Платьев. Она хихикнула. Действие кокаина давно прошло, но состояние эйфории осталось.
Вики. Вики знает. Она с удовольствием поможет.
Гарден была уверена, что заметила ухмылку на лице швейцара, когда она входила в «Пакен». Маленькая темноволосая женщина поспешила ей навстречу. Гарден почувствовала, что должна извиниться за свои слишком длинные платья и пальто. Юбка женщины едва доходила до колен.
Но Гарден была теперь гораздо умудреннее, чем год-другой назад. Она знала, что соболя говорят сами за себя.
– Бонжур, – произнесла она. – Я мадам Скайлер Харрис.
– Я жду вас, миссис Харрис. Принчипесса звонила. Я буду вами заниматься, я мадемуазель Распай.
– Вы прекрасно говорите по-английски, мадемуазель. Ну что ж, так будет проще.
– Рада услужить вам, мадам. Пройдемте со мной. Лифт здесь. Обычно коллекцию показывают в одиннадцать часов. Сегодня мы задержали демонстрацию до вашего прибытия.
Гарден полагала, что ей покажут несколько платьев на манекене или на манекенщице. Именно так поступали портные в Нью-Йорке. Потом, если ей что-то понравится, она выберет ткань, и по ее мерке будет сшито платье. В Париже, как она скоро выяснила, это делалось совсем по-другому.
Женщина проводила ее в большую комнату, вручила программу, карандаш и шепнула:
– После показа я буду ждать вас в
В центре зала располагался высокий, длинный подиум. По сторонам стояли три ряда золоченых кресел. В них сидели около полусотни рассерженных женщин, которых заставили ждать. Гарден села на ближайший свободный стул.
Из-за бархатного занавеса в дальнем конце подиума вышла седоволосая женщина. Платье, как заметила Гарден, сидело на этой женщине совсем иначе, чем те, которые носила она. Женщина встала рядом с выходом на подиум.
– Здравствуйте. Добро пожаловать в «Пакен». Номер сто двадцать два.
Из-за занавеса появилась манекенщица в синем платье, отделанном золотыми пуговицами и шнуром. Она быстро прошлась по подиуму; ноги ее промелькнули у самого лица Гарден. В конце подиума манекенщица остановилась, повернулась, снова остановилась и пошла обратно. За то короткое время, пока шла туда и обратно, она успела снять жакет, продемонстрировав, что платье, на которое смотрела Гарден, в действительности является костюмом. Она исчезла в проеме, и ее сменила другая манекенщица.
– Номер сто двадцать пять, – сказала женщина у двери.
Гарден взглянула в программку. А что случилось с номерами сто двадцать два, сто двадцать три и сто двадцать четыре? Подняв голову, она успела увидеть лишь мелькнувшие за занавесом туфли манекенщицы.
Сидевшая рядом женщина коснулась карандашом руки Гарден.
– Первый раз? – громко шепнула она. Женщина явно была американкой.
Гарден кивнула.
– Они торопятся, чтобы успеть. Не беспокойтесь. К концу, когда начнут показывать лучшие вещи, пойдет помедленнее.
Гарден взглянула на соседку и улыбнулась, пропустив еще одно платье.
– Послушайте, вы не Гарден Харрис?
Несколько женщин зашикали на них. Соседка жестами сначала перерезала себе горло, потом застрелилась. Гарден прикрыла рот программкой. Она смотрела на вереницу платьев, завороженная сложностью отделки и плавными, стремительными движениями манекенщиц.
Потом манекенщицы стали быстро выходить друг за другом – одна, вторая, третья, четвертая – все в длинных платьях из бледно-зеленого шелка. Платья отличались одно от другого, все были изысканно украшены бусами, каждое было произведением искусства. Вместе они казались ошеломляюще красивыми и изящными, живая композиция женственности и праздника. Гарден с энтузиазмом присоединилась к аплодисментам.
Женщины вокруг стали собирать свои перчатки, сумочки и программки. Гарден повернулась к соседке:
– Да, я Гарден Харрис. Я чувствую себя очень глупой и невежливой, но не могу вспомнить ваше имя.
– Конечно, вы и не можете его знать. Мы никогда не встречались. Я видела ваши фотографии в газетах. Меня зовут Констанция Уэзерфорд, или просто Конни.
– Здравствуйте, Конни. Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста… можно, я вас кое о чем спрошу? Гарден слегка насторожилась. Вдруг эта Конни журналистка.