Возвращение в Чарлстон
Шрифт:
А наша плантация, плантация Гарденов, граничила с Барони. Мой отец еще застал времена, когда там тоже был сплошной рис. Разумеется, это было до войны, когда у нас еще не отняли ни рабов, ни наших исконных прав. Мама рассказывала, что только за нашим садом присматривало двадцать рабов.
Сады были гордостью нашей семьи. У нас были огромные посадки гардений, мили, представляете себе, мили цветущих кустов. Это потому, что цветок был назван в честь нашей семьи.
Скай искусно делал вид, что все это ему очень интересно и знатность предков производит на него сильное впечатление. Маргарет решила, что молодой человек ей очень нравится, хотя он и янки.
После
– Это в двух шагах отсюда, за углом, – сказала Гарден.
Скай приготовился проскучать еще час.
Его опасения рассеялись, как только он увидел Элизабет Купер. От этой дамы можно было ждать чего угодно, только не скуки. Она была высокой для женщины, почти с него ростом, и она производила сильное впечатление. Дело было не в ее внешности. Она была худая, с резкими глубокими морщинами и волосами, похожими на ржавое гофрированное железо. В них проблескивала седина. Любая другая женщина с такой внешностью казалась бы отталкивающей. Но Элизабет Купер была безмерно привлекательна: в ее живых синих глазах читался ум, от нее исходило ощущение силы. Скай сразу понял, что Элизабет Купер всю жизнь не делала никаких скидок себе самой и что слабые люди едва ли могут рассчитывать на ее расположение. Взгляд у нее был дружелюбный, но настороженный. Чтобы она хорошо или хотя бы терпимо к нему отнеслась, придется доказывать ей, что он чего-то стоит. Почему-то ему казалось очень важным привлечь ее на свою сторону. Ее мнение – ее доброе мнение – может оказаться весьма полезным.
– Как поживаете, мистер Харрис? – спросила она. И Скай почувствовал себя так, словно ему нужно выложить все, что творится у него в душе, все, чем заняты его ум и сердце.
Гарден поцеловала тетушку и указала ей на старинный медальон у себя на шее.
– Чудесный подарок на день рождения, – сказала она. – Спасибо вам, тетя Элизабет.
Элизабет кивнула.
– Дорогая, я рада, что тебе нравится. Присаживайтесь, пожалуйста. – Она позвонила в колокольчик, потом села рядом с гостями. Скай заметил, что ее спина не касается спинки стула. – Ты открывала медальон, Гарден? Ну и прекрасно. Внутри портрет моего брата Пинкни. Ты на него похожа, поэтому я и сделала тебе такой подарок.
Появился Джошуа, толкая перед собой чайный столик. На нем было все для чаепития, а кроме того, большой графин, сифон и стаканы.
– Я заметила, – сказала Элизабет, – что на самом деле большинство мужчин нисколько не любят чая. Наливайте себе, мистер Харрис. Гарден, а тебя я попрошу похозяйничать.
Скай как завороженный следил за ритуалом, который совершала Гарден. Она налила кипяток из серебряного самовара в расписанный розами фарфоровый чайник для заварки. Держа его перед собой обеими руками, стала делать круговые движения, чтобы вода, плескаясь, прогрела стенки чайника, а сама в это время смотрела на тетю Элизабет и внимательно ее слушала. Элизабет рассказывала о своем брате Пинкни. «Что-то слишком он похож на героя Вальтера Скотта», – скептически подумал Скай. Гарден подняла крышку самовара и вылила в него воду из фарфорового чайника. Открыла серебряную чайницу, всыпала три полные ложки чая в чайник для заварки, потом медленно
Налила полчашки заварки тетушке через серебряную ложку с дырочками. Потом долила горячей воды из самовара.
– Два кусочка, пожалуйста, – сказала Элизабет, протягивая руку за своей чашкой.
– Вам, должно быть, скучно, мистер Харрис, выслушивать все эти семейные истории. Но на такую неприятность всегда нарываешься при посещении пожилых дам. Мы говорим о прошлом или о друзьях, которые недавно умерли. Вам, молодым, мы должны казаться… чудаковатыми. – Она поставила чашку на поднос.
– Гарден, кто из твоих знакомых был самым старым?
– Мамаша Пэнси из Барони. Она была такая старая, что чуть не полжизни провела в рабстве.
– Боже правый, я помню Пэнси. Она, должно быть, прожила лет сто.
– Если не больше. И очень этим гордилась. – И Гарден стала рассказывать про Пэнси, про плоский глаз, про свой ожог и про то, как она для Пэнси пела. Одновременно она ловко вытряхнула остатки заварки из чашек в специальный серебряный сосуд, ополоснула чашки кипятком, вылила его туда же и налила новую порцию чая для Элизабет, а для себя – молоко. Скай был заворожен ее грациозными движениями и, помимо воли, увлечен ее рассказами о чудесах, в которые ему было так трудно поверить. Только сейчас он понял, каким бесцеремонным чужаком оказался он в Эшли Барони и вообще на Юге. И на мгновение позавидовал этим чарлстонцам, у которых на протяжении многих поколений так сложно и причудливо переплетались жизни белых и негров.
– Спой нам песню о младенце Моисее, Гарден. Я всегда ее очень любила. – И Элизабет стала тихонько подпевать себе под нос.
Гарден пела на чистейшем гулахском диалекте. Скай не понял ни слова.
– Это было прекрасно, – сказала Элизабет. – Я надеюсь, вы останетесь с нами петь рождественские гимны. Сейчас сюда придут петь колядки моя дочь с мужем и внуки, а потом мы будем ужинать. Твой голос, Гарден, нам очень пригодится. Я боюсь, что мы все поем, как лягушки в пруду. Но я надеюсь, что Бог на нас не обидится. А вы поете, мистер Харрис?
– Не слишком хорошо, миссис Купер. Но думаю, Бог не обидится и на меня. – Элизабет рассмеялась. Скай почувствовал себя польщенным.
Вскоре появились Уилсоны. Скай был не в восторге, когда увидел Мэна. А когда заметил, как тот смотрит на Гарден, его недовольство превратилось во что-то похожее на ненависть.
Когда с приветствиями и представлениями было покончено, Ребекка села за рояль, Гарден встала возле него, Мэн придвинулся к ней, и для Ская как-то не осталось места. Элизабет откашлялась и, когда Скай поднял на нее глаза, знаком подозвала его к себе.
Рождественское пение звучало не слишком музыкально, зато достаточно громко. Его шум заглушил для посторонних слова Элизабет, обращенные к Скаю.
– Вы мне, пожалуй, нравитесь, Скайлер Харрис, – сказала она. – Но у меня нет оснований вам доверять. Мать Гарден – дурочка и не сможет ее защитить, так что эта ответственность лежит на мне. Может быть, когда-нибудь у Гарден и разобьется сердце, но я не хочу, чтобы это случилось слишком рано. Какой бы красавицей она ни была и как бы она вас ни волновала, она еще совсем неоперившийся птенец. Если у вас нет, как выражаемся мы, викторианцы, серьезных намерений, я хочу, чтобы вы уехали, пока она не успела в вас влюбиться. Если вы этого не сделаете и будете намеренно играть ее чувствами просто так, для развлечения, я вырву сердце у вас из груди и скормлю его дворовым псам. Скай с восхищением посмотрел на нее.