Возвращение в джунгли (др. перевод)
Шрифт:
Всего стая насчитывала около шестидесяти горилл; во многих из них покачивающийся на высокой ветке Тарзан узнавал тех, с которыми играл и дрался еще ребенком. Некоторые из самых старых обезьян были уже взрослыми в годы его детства, а из молодежи сыну Калы едва ли был известен каждый второй.
Человек-обезьяна стал быстро спускаться.
Когда он схватился за нижнюю ветку, полусонные глаза одной из самок заметили его.
С испуганным криком обезьяна указала сородичам на непрошенного гостя — и огромные самцы взвились
Тарзан уже стоял на земле.
Оскалив зубы, вздыбив шерсть на загривках, гориллы-самцы медленно двинулись к нему, тогда как самки, прижимая к себе детенышей, поспешно кинулись к дальним деревьям, а молодежь сгрудилась за спинами стариков.
Впереди наступающих горилл оказался гигантский антропоид, чье ворчание постепенно переходило в утробный рев; к нему-то и обратился на языке обезьян приемыш Калы.
— Карнат, это я — Тарзан! — громко крикнул он. — Ты помнишь меня? Помнишь, как совсем маленькими детенышами мы вместе дразнили Нуму, бросая в него орехи с верхушки дерева?
Горилла остановилась, недоверчиво приглядываясь к странному существу, вдруг заговорившему на языке обезьян.
— А ты, Мгор, — Тарзан повернулся к другому самцу, — помнишь, как я убил могучего Керчака? Я — Тарзан, сын Калы, великий охотник!
Шерсть на загривках горилл мало-помалу улеглась, угрожающее ворчание смолкло.
Одна за другой обезьяны подходили ближе, внимательно разглядывая человека.
— Тарзан, сын Калы… — наконец пробормотал Карнат. — Но ведь он умер!
Тарзан рассмеялся.
— Нет, я не умер! Я жив и вернулся к народу, среди которого рос! Скажи, кто сейчас ваш вожак?
— Торг недавно погиб в схватке с Нумой, — после паузы ответил Мгор. — У нас нет вожака.
Карнат явно хотел возразить, но пока неповоротливый ум антропоида обдумывал ответ, Тарзан быстро и уверенно заявил:
— Теперь есть. Я, Тарзан, убивший не одного Нуму и не одну Сабор, снова буду вашим вожаком, как когда-то!
Карнат собрал лоб в морщины, что-то недовольно пробормотал, но, будучи по натуре покладистым и незлобивым, не полез в драку. Он наконец ясно вспомнил белокожего приемыша Калы — товарища своих детских игр, победителя Керчака и Тублата.
И другие обезьяны, убедившись, что Тарзан неопасен, заковыляли к нему; в конце концов осмелились подойти даже самки с детенышами.
Не было никаких взаимных приветствий, как это случилось бы при встрече давно не видевшихся людей. Большинство самцов вернулись досыпать на лиственные постели. Несколько подростков, которые так и не вспомнили Тарзана, подкрались поближе, на всякий случай ощерив клыки. Один из них угрожающе зарычал: от нового вожака слишком пахло человеком. Если бы Тарзан ответил таким же ворчанием, молодой самец живо убрался бы прочь, зато другим обезьянам приемыш Калы мог бы показаться слишком слабым и неуверенным в себе.
И Тарзан выбросил руку, поймал
Но стальные пальцы человека-обезьяны впились в горло противника, и самец жалобно заскулил и отвел взгляд, показывая, что сдается.
Наглядный урок сразу обеспечил новому вожаку должное место в стае: молодые обезьяны больше не осмеливались докучать Тарзану, а старые самцы не оспаривали его прерогатив.
Только самки с маленькими детенышами еще некоторое время отгоняли Тарзана от своих младенцев, и тот, повинуясь обычаю, сам старался держаться от матерей подальше. Только в приступе ярости антропоид может случайно задеть самку или обидеть детеныша.
Но к вечеру все обезьяны совсем привыкли к Тарзану, и перед закатом сын Калы сказал Карнату:
— Завтра мы отправимся на поляну танца Дум-Дум. Луна растет. Скоро настанет хорошее время для танца.
Каким тяжеловесным, неуклюжим и примитивным показался Тарзану язык его матери, когда он выговаривал эти слова!
У него едва хватило терпения дождаться, пока собеседник обдумает ответ и пробормочет:
— Мы давно не ходим на поляну танца Дум-Дум. Там — рядом — живут черные люди. Это опасно.
— Тарзан не боится черных людей! — заявил новый вожак горилл, ударяя себя кулаком в грудь. — Все черные люди боятся Тарзана! Завтра мы отправимся на поляну. Теперь каждую луну мы будем танцевать, как танцевали раньше.
Карнат что-то неопределенно проворчал и заковылял к облюбованному местечку под деревом.
Другие обезьяны тоже укладывались на траве и на постелях из листьев — по одному, по двое и целыми группами; и скоро сонное бормотание, храп и сопение зазвучали над поляной негромкой колыбельной песней, под которую столько лет засыпал Тарзан.
Человек-обезьяна, сидя на траве, смотрел на горилл, завершавших обычные приготовления ко сну. Некоторые полуночники шутя боролись, бросали друг в друга листьями или что-то вполголоса лопотали.
На нового вожака никто не обращал внимания.
Тарзан запрокинул лицо к небу, где пыталась выпутаться из листьев равнодушная щербатая луна, и негромко тоскливо крикнул. Потом устало вздохнул, лег на бок, свернулся клубком и закрыл глаза.
Тарзан, сын Калы, вернулся к своему народу.
ХII. Сомнения и решения
Лорд Теннингтон был недоволен погодой, ходом яхты, сегодняшним завтраком, легкой качкой и всем на свете.
Это недовольство, распространявшееся с каждым днем на все большее количество явлений и вещей, не покидало его с тех пор, как «Леди Алиса» сделала остановку в Гавре, где мисс Стронг при поддержке мисс Портер уговорили Теннингтона принять в качестве пассажира некоего мсье Тюрана.