Возвращение в грядущее
Шрифт:
— А займутся ли слуги увещевания ксентом, нарушившим тайну исповеди?
— С нами всевышний, дочь моя графиня! — испуганно произнес священник. — Громы небесные поразили бы такого вероотступника.
— А не слышатся ли вам, лжесвятец, такие раскаты под сводами этого зала?
Ужас объял ксента Безликого. Ему показалось, что он брошен в клетку к разъяренной тигрице.
Остановившимися голубыми глазами он следил, как она, подбежав к дубовой стене, сняла палаш в драгоценных ножнах.
Вне себя от страха, духовник пал на колени.
— Вот
Отброшенные в сторону, они сверкнули в луче заглянувшего в зал солнца, совершающего в небе положенный ему круг.
Лихая тройка летела по первопутью, словно на бесконечно далекой затерянной в космосе Земле. И снег комьями разлетался из-под копыт пристяжных с удальски отогнутыми шеями. Коренник мчал между ними, вскидывая вперед ноги, как на параде в церемониальном марше.
Тройка эта ради горделивой пышности возглавляла еще три пары вороных коней, запряженных вместе с нею цугом, что подчеркивало высшую ясновельможность графини Бредлянской, сидевшей в золоченом возке.
Скачущие рядом с полозьями латники видели, как на лакированных стенках возка мелькали словно засыпанные черным снегом ели, сливаясь на мгновение с золотым вензелем светлого гетмания на дверцах.
Вороная масть коней была выбрана соответственно печальному дню намеченных назавтра похорон почившего духовника графини Бредлянской, святого отца Безликого, «зарубленного неизвестным злоумышленником», скрывшимся при появлении в приемном зале отважной графини.
При ее религиозности посещение монастыря «Неутоленных желаний» в безутешном горе из-за потери духовника было вполне естественным.
Желание гостьи тайной аудиенции у настоятельницы монастыря тоже не вызвало у святой матери игуменьи недоумения.
Очевидно, Магдия Бредлянская нуждалась в словах утешения, потеряв такого наставника, как ксент Безликий. «Поистине враг человеческий вручил злоумышленнику палаш!» — со вздохом подумала настоятельница, стараясь сделать морщинистое лицо свое приветливым и участливым.
Настоятельница монастыря, в прошлом такая же видная аристократка, как и графиня Бредлянская, пришла в монастырь из-за злой молвы, приписавшей ей рождение младенца в отсутствие так и не вернувшегося из рыцарского похода супруга. Келья ее была обставлена с доступной для монастыря роскошью, говорящей о вкусах покинувшей высший свет дамы.
— Душевно разделяю горе ваше, графиня, — проникновенным голосом начала настоятельница.
Бредлянская опустилась в ласковую мякоть кресла и махнула рукой.
— Зовите меня отныне не графиней, а сестрой Магдией.
Игуменья насторожилась.
— Ужели горе ваше столь велико? Или вы нуждаетесь в исповеди? Может быть, послать за университетским священником, поскольку не снизошла на меня, как на женщину, благодать всевышнего?
— Нет, не надо! — отрезала Бредлянская. — Разговор у нас будет не для господа единого, а чисто деловой.
— Вот
— Я решила постричься в монахини.
— Что вы, голубка, сестра Магдия! Возможно ли в вашем положении, с вашей несравненной красотой так предаваться безысходному горю? Ведь даже после горестной потери светлого гетмания вы стойко перенесли ниспосланное вам всевышним испытание.
— Я никогда не любила светлого гетмания, мать моя. Он выиграл меня как вещь на рыцарском турнире. Да и несчастная гибель ксента Безликого не столь уж удручила меня, как…
— Как что? — живо спросила, не переставая удивляться, игуменья.
— Неважно что, мать моя, — властно отмахнулась Бредлянская.
— Почему же не важно? — готова была обидеться настоятельница.
— Потому что речь пойдет об условиях моего пострижения,
— Разумеется, — воспрянула старая монахиня. — Монастырь наш так беден, что ваше вступление в него…
— Все мое состояние, которое почитают в Великопольдии за самое значительное…
— Еще бы! — благоговейно закатив глаза, прошептала игуменья.
— Все это состояние будет предназначено для успеха и святости нового женского ордена, который я намерена у вас учредить и возглавить.
— Если вы передаете ордену свои богатства, то стать во главе святого ордена будет вашей обязанностью перед всевышним. И надеюсь, в нашем монастыре.
— Да, начну с вашего монастыря.
— Какому же святому посвящен будет этот орден?
— Это будет «орден необнажения мечей».
— Необнажения мечей? — удивленно повторила старая монахиня,
— Да, целью его будет добиться, чтобы нигде в мире не обнажались мечи для пролития крови людской.
— Как же достигнуть такого покорения рыцарей слабыми женскими силами, будущая сестра наша Магдия?
— Все монашенки вашего монастыря должны будут войти в такой орден, хватит им ныть по своим кельям! Пусть каждая из них вместо пустых надоевших всевышнему молений убедит не менее двух женщин святой нашей, крепкой, как скала, веры, что не должны они выполнять законных требований своих супругов или возлюбленных, пока не поклянутся те, что не вынут мечей из ножен. И обязать тех женщин при вступлении в наш орден (отнюдь не постригаясь в монашенки) привлечь в него каждой еще двух жен. И горе тем, чьи мужья не послушаются их.
— Да разве возможно такое? Как же можно без мечей? Всевышний, да спаси нас!
— Наша папийская религия крепкой, как скала, веры начала забывать основы учения божественного Добрия, который учил прощать врагов своих и заклинал не наносить никому вреда.
Настоятельница монастыря, сделав умильное лицо, осенила себя добрянским знамением и робко спросила:
— А благословение святой нашей папийской церкви рыцарям, идущим на ратный подвиг?
— Истинный, угодный всевышнему подвиг — в отказе от насилия и всего того, что творится мечом, от убийств и грабежей!