Возвращение в истокам
Шрифт:
Дойдя до места, где следы обрываются, Алексей осмотрелся в поисках подсказки. Очередной смерч действительно маячил где-то на горизонте, маня за собой. Парень, почти не раздумывая, двинулся к нему. Так, от смерча к смерчу, он шел весь день. Рубаха давно высохла, ноги гудели, тело отказывалось подчиняться, жажда просто убивала, медленно и мучительно, но Алексей не сдавался. Иногда ему казалось, что какой-то тоненький, едва слышимый голос говорил, что не стоит идти за смерчем, что это – обманка, нужно двигаться в противоположную сторону, держа смерч как ориентир за спиной, но Алексей только отмахивался
Проснулся он от треска веток. Подняв голову, Алексей увидел небольшой костер, от которого шло непривычное, нежное, согревающее не тело, но душу, тепло. У костра сидел мужчина средних лет, одетый в старинный, еще царский, офицерский мундир с одной маленькой звездочкой на погонах. Незнакомец сдвинул фуражку на затылок и подбрасывал тоненькие веточки в огонь. Казалось, что это действо приносит удовольствие и костру, и человеку, потому что каждый раз, когда ветка касалась пламени, оранжевые язычки вытягивались ей навстречу, окрашиваясь в желтый, почти белый цвет, а незнакомец при этом улыбался.
– Кто вы? – спросил Алексей, приподнимаясь на локтях.
Странно, но ни усталости, ни боли в теле он не почувствовал, словно спал долго-долго на перинах.
– Очнулся, внучек? – обрадовался офицер, угощая огонь очередным подношением. – Я – твой прапрадед, Климом звали, когда жив был. Можешь называть меня просто дед.
Алексей с недоумением смотрел на мужчину, ничего не понимая. Только через несколько мгновений до него дошел смысл сказанного.
– Я… умер? – выдавил, наконец, Алексей.
– Да нет пока, – улыбнулся прадед, не прекращая своего занятия. – Ты присаживайся к очагу, чай, не чужой.
Парень подчинился. Он был немного обескуражен, поэтому не сразу обратил внимание, что вместо надоевшей до тошноты серой пыли вокруг росла трава, даже слышалось иногда щебетание птиц.
– Значит, я сплю? – продолжал спрашивать Алексей.
– Вот же настырный! – офицер грозно сдвинул брови на переносице, но потом не выдержал и засмеялся. – Весь в меня! Спишь, не спишь – какая разница? Важно, что мы познакомились.
Алексей вглядывался в его лицо, которое не раз видел на старой, пожелтевшей от времени, фотографии на стене в доме бабушки Зины, тети отца. На ней были запечатлены два офицера, стоящие по обе стороны от подставки с цветами. Как это и было заведено в начале двадцатого века, позировали мужчины чинно, напряженно, словно выполняли трудную, но важную работу. Отец не раз говорил, что тот, что пониже ростом, и есть прапрадед Клим, отец прадеда Никиты.
– Вы же погибли в 14-м году под Петроградом? – спросил зачем-то Алексей.
– Было дело, – серьезно ответил дед, не переставая, тем не менее, улыбаться. – Вишь, не уберегся.
– Вы были младшим лейтенантом?
– Прапорщиком. Позже, уже при Сталине, это звание стало называться младший лейтенант, а тогда нас величали прапорщиками.
Снова
– Что вы здесь делаете, дедушка?
– Глянь-ка, вежливый, – не то с гордостью, не то с насмешкой произнес дед. – Не я – ты ко мне явился.
– Как?
– Как-как! Не знаешь, как являются? Как ангелы, только что не было, и вдруг раз – и ты здесь.
Алексей насупился. Не нравилось ему, как дед разговаривает с ним.
– Да ты не серчай, внучок, таким уж я уродился, – сказал примирительно дед, почувствовав настроение потомка. – Рад я, если честно, что ты сюда явился. Сын мой, Никита, вишь, отца не часто балует беседами, недосуг ему, все в кузнице своей пропадает, оружие там разное кует, а мне здесь иногда скучно становится, особенно, если тихо все и никаких там воин или иных катаклизмов не случается. Ладно, давай оставим эти разговоры. Ты вот спрашиваешь, как сюда заявился? Дар у тебя есть особый, скрытый. Когда-то давно, еще на Сечи Запорожской, наш с тобой предок, Панас Круть, знатным козаком был. Служил он не за чины или золото, за Украину сердце его болело. Если в поход идти, трудное дело сделать, прорваться там, где иным сотням не по силам – так он первым был. И ни пуля его не брала, ни сабля, ни стрела, ни ядро. У вас таких солдат называют спецназ, только слабоваты они против предка нашего. Потому что Панас был не простым козаком, а характерником, слыхал про таких?
Алексей отрицательно покачал головой.
– Эвона как! Ну, да ладно. Характерников было немного, но гопаком они владели, как никто другой, сабля в их руках превращалась в молнию, а стреляли они, не целясь, ибо пулю сердцем чувствовали и заранее знали, куда она ляжет. А еще могли характерники будущее предвидеть, сквозь стены проходить, под водой долго находиться, мысли читать да еще много, много разного, в том числе и перемещаться мгновенно в пространстве. Сейчас это, кажется, телепортацией называется.
– К чему вы мне все это рассказываете? – с интересом спросил Алексей. Рассказ деда его заинтересовал.
– А к тому, что характерниками становились только избранные козаки, имеющие особые способности. Это были воины земные, берегущие землю от Лучезарных. Думаешь, почему Украина так долго была аграрной? Неужто, при нашем-то развитии наук мы не могли еще в восемнадцатом веке начать строить фабрики, заводы? Чего улыбаешься?
– Потому что не могли, – ответил Алексей, не скрывая улыбки. – Не было у нас таких умных людей в то время.
– Да, внучек, не знаешь ты историю своей земли. А ведомо ли тебе, что Петр Первый, дабы поднять науку в России, приглашал студентов из Могилянской академии на должности профессоров в своих университетах? Студентов! А как ты думаешь, почему в русском языке до революции букву “і” писали согласно законам украинского языка? Да потому что Петр столько украинцев к себе переманил, что и язык русский смешался с украинским. Но я не об этом хотел сказать. Тебе передались все способности Панаса Крутя, ты, вольно или не вольно, стал его преемником, наследником, и выбор свой ты сделал не случайно.